об атомном проекте, реализуемом в Германии, то пояснять ничего не надо. А если нет, то лучше ему и не знать.
Вальц не хотел выглядеть профаном, как было с лонжеронами крыла самолета. Поэтому он не стал расспрашивать, что должен искать сотрудник такой солидной фирмы.
Он вернул Разумовскому документ, отставил в сторону кружку с пивом и спросил:
– Что у вас за проблемы? Чем я могу помочь?
– Для проведения геологоразведочных работ сюда, в Быстрицу, должны были прибыть две машины с оборудованием для бурения. Но они не появились. Наши дороги постоянно подвергаются ударам с воздуха. Я опасаюсь, что мои сотрудники и машины попали под бомбежки. Гестапо знает все и обо всех. Может быть, у вас есть какие-то сведения на этот счет?
Разумовский уже знал об аресте Петра и очень боялся, что тот под пытками начнет давать показания. Но спрашивать о судьбе Петра он не стал, считал, что Вальц сам заговорит об этом. Так и случилось.
– Скажите, господин Разумовский, а некто Петер Рауш случаем не ваш сотрудник?
Юрий Арнольдович знал, под каким именем работал Петр в Хинтербрюле, поэтому на удочку не попался.
– Нет, такой человек в нашей группе не числится, – пожав плечами, сказал он.
При этом собеседники смотрели друг другу в глаза, как бы испытывали, кто первым ошибется и проговорится. Но дуэль закончилась вничью.
– Не смею больше мешать вашей трапезе, – заявил Разумовский и дал знак официанту, который тотчас принес две рюмки коньяка и поставил на стол. – Предлагаю выпить за знакомство!
Это тоже могло показаться наглостью со стороны человека в синем костюме. С другой стороны, не было случая, чтобы Густав Вальц отказался от хорошего коньяка.
Он поднял рюмку и добавил:
– И за победу тоже!
Нельзя сказать, что оберштурмбаннфюрер Вальц обладал большим аналитическим умом, но и дураком его назвать было нельзя. Когда ушел Разумовский, он глубоко задумался. Поразмыслить было о чем.
«С востока наступали русские, с запада – англосаксы. У Германии не осталось союзников, наша армия сопротивляется из последних сил.
Оружие возмездия? Да, его вроде бы создают, создают, а что толку? Придумали ракеты ФАУ, обстреляли Лондон и Антверпен, а эти джи-ай и томми прут и прут. Даже их поражение в Арденнах ничего не изменило.
Появилось еще одно чудо-оружие, реактивные самолеты «Ме-262». Они, конечно же, превосходят обычные, а бомбы как падали, так и падают на землю Германии.
Нет, уже поздно! Гибель рейха – вопрос двух-трех месяцев. Никакое чудо-оружие его не спасет.
Но что будет со мной, Густавом Вальцем? Если бы я был обычным армейским офицером и попал бы в плен на поле боя, то, возможно, и остался бы жив. А так меня, оберштурмбаннфюрера СС, все военные годы занимавшегося охраной тюрем и концлагерей, русские непременно повесят.
Что же касается англосаксов, то те могут сохранить мне жизнь, если я сделаю для них что-нибудь существенное, по-настоящему важное. Но что? Передать сведения о заводе, расположенном в Хинтербрюле? Так они, наверное, и без меня уже знают, раз пытались его бомбить. К счастью, безуспешно.
Что еще? Передать картотеку со списками агентов? Так у меня ее нет. Я занимался только охраной.
А если бежать? Но куда? В Швейцарию? В Испанию? Предположим, документы я себе сделаю, деньги и золото найдутся. Но меня могут поймать! Быть расстрелянным за дезертирство – это полный крах, позор! Зря, что ли, я в далеком тридцать втором году оставил учебу в мюнхенском университете и начал маршировать в колоннах штурмовиков.
Есть еще вариант. Я краем уха слышал, что планируется эвакуация высших чинов рейха сначала в Испанию, а затем – в Южную Америку. Да только я в число высших лиц не попаду, не тот уровень. Вот Брайтнер, этот прощелыга, который всю жизнь смотрит на меня свысока, среди них окажется. Он ведь группенфюрер, то есть генерал.
А если и мне стать хотя бы штандартенфюрером, полковником по армейским меркам? Тогда место в спасательной лодке может найтись и для меня. Но для этого надо отличиться. Вопрос в том, как именно.
Кто такой этот Разумовский и что ему надо? Документы у него в порядке. Он представился мне как начальнику гестапо. Так это в порядке вещей, совершенно нормально.
С другой стороны, какая к черту геологоразведка сейчас, в феврале сорок пятого? Тут что-то не так. Разумовский наверняка на кого-то работает. На кого? Вариантов два: на русских или на англичан. Если на русских, то надо будет прощупать его связи, а потом разом всех накрыть. За поимку русского агента и его группы я непременно пойду на повышение. Дорога в штандартенфюреры для меня откроется. А если Разумовский работает на англичан? Тогда надо сблизиться с ним, выведать, что его интересует и за каким чертом он появился в этой дыре под названием Быстрица».
На следующий день Вальц первым делом вызвал к себе Гюнше.
Тот, как и всегда, выглядел молодцевато, но покрасневшие глаза нельзя было не заметить.
– Что с вами, Гюнше? Вы плохо спали? – спросил Вальц.
На лице его помощника не дрогнул ни один мускул.
– Вчера вечером я получил телеграмму из родного Гамбурга. Мои мать и сестра погибли при бомбежке, – сказал он.
Услышав такой ответ, Вальц поднялся из-за стола, подошел к своему помощнику, обнял его за плечи и сказал:
– Я искренне сочувствую вам, Гюнше. Мужайтесь. Они могут нас убивать, но истребить немецкий дух никогда не сумеют! – После этого Вальц поведал ему о вчерашней встрече в ресторане и тут же распорядился: – Ваша задача, Гюнше, собрать все сведения о господине Разумовском, о его фирме «Ауэргезельшафт» и Петере Рауше, который, как вам известно, называет себя Петром Шнайдером. Да, еще вот что. Мне нужны сведения о женщине по имени Милена Чаславска, с которой у него здесь якобы должна быть помолвка. – Вальц на пару секунд замолчал, задумался, потом добавил: – Хотя нет, отставить. Миленой Чаславской я займусь лично.
Вальц уже представлял, как его «Опель» остановится перед молодой женщиной, идущей по улице. Он выйдет из машины, оставит дверцу открытой и вежливо предложит ей сесть.
Но вышло все совсем не так.
Минут через десять после того, как Гюнше удалился, в кабинет Вальца зашла секретарша фрау Шуберт.
– Простите, господин оберштурмбаннфюрер, но к вам женщина, – робко произнесла она.
Вальц поднял голову, оторвался от написания сводки по району и спросил:
– Кто такая?
– Госпожа Чаславска, директор гимназии.
Уже через минуту на пороге кабинета стояла женщина лет двадцати семи. Элегантный костюм, подчеркивающий стройность ее фигуры, светлые волнистые волосы,
