на кресло.
— Не ори, идиотка, — лысый морщится, приближаясь.
Я вижу в нём своего палача и захожусь в кашле, задыхаясь от новой волны истерики.
Зову мать, хоть и знаю, что она ничем не поможет. Она не придёт хотя бы потому, что сама привезла меня сюда. С её согласия меня рассматривают и осматривают.
Мне так больно и так жутко, когда палец в перчатке проникает между ягодиц, что я сжимаюсь и делаю ещё хуже.
— Расслабься. Расслабься, если не хочешь, чтобы я порвал тебя прямо здесь.
Мужик рычит, а стоящий за его спиной Рудольф мерзко ухмыляется.
— Бабок не хватит. Смотри давай, там клиент ждёт.
Мне кажется, мои крики ему доставляют удовольствие. Он не только смотрит, но ещё и, протянув руку, хлопает меня… там…
— Волос-то сколько. Может, её побрить?
— Сами пусть разбираются. В порядке она.
Лысый стаскивает перчатки и бросает их прямо на пол.
— В порядке, спасибо зарядке. Одевайся и за мной. Больше предупреждать не буду, Лиза.
С каждой минутой его настроение улучшается, а мои надежды на чудо умирают.
Никто не станет беспокоиться. Никто даже не узнает.
Захар… Захар тоже вряд ли станет искать странную девушку, которую всего раз поцеловал. У него таких сотни и тысячи, я же понимаю.
Мне девятнадцать… И я никому не нужна…
Когда-то неозвученной мечтой было найти отца. Сказать «папа» и почувствовать от него поддержку. Нашла…
Да он и не терялся.
— Шевелись, бл#дь!
Увидев, что я еле-еле справляюсь с брюками, Рудольф заносит руку для удара, но останавливается сам всего в нескольких миллиметрах. От его кожи воняет табаком и чем-то ещё. Я непроизвольно вдыхаю и вдруг сгибаюсь пополам.
Весь мой страх и слёзы выходят со спазмами желудка. Режет и крутит, а рот продолжает извергать желчь.
— Сука!
Удар всё-таки прилетает и приходится по затылку.
— Когда ты вернёшься, я лично тебя… во все отверстия… и живьем закопаю!
Каждая новая угроза перемежается моими стонами. Внутри не хватает воздуха, я судорожно хватаю его ртом.
— Продолжай. Мне нравится.
Этот голос!
Его я узнаю, даже если потеряю память.
— Валентин Григорьевич, дорогой. Ты должен ждать в другой комнате. Сейчас мы здесь закончим и девочка твоя.
— Да я устал ждать, Рудик. Дай, думаю, посмотрю, как там моя птичка. А ей нехорошо. Плохо следишь, Рудольф, за товаром. Суммы-то немаленькие.
— Ты сам её перекупил. Мог взять попроще.
— Эээ, нет, Рудик. Не мог. Эта сучка мне должна. Много должна, Рудольф. Очень много.
Тот самый преподаватель из института — скалится, упираясь руками в дверные откосы.
— Сессию не закрыла? Суров ты, Валентин Григорьевич. Ну да ладно, не наше дело. Ты обожди, сейчас Лизонька умоется и будет готова к встрече с тобой.
Герасименко уходит также неслышно, как появился.
Мне к лицу прикладывают мокрое полотенце и грубо вытирают. Рывком заставляют встать и наматывают волосы на кулак. Кожа головы натягивается и мне начинает казаться, что она лопнет и оторвётся вместе с хвостом.
Ноги отказываются подчиняться, поэтому несколько раз я почти падаю. Ломаю ногти о стены и обдираю кожу на пальцах.
Когда показывается уже знакомый стул, беззвучно плачу. Слёз нет, но рыдания рвутся из грудной клетки.
Сажусь и сразу подбираюсь.
Герасименко при нашем появлении поднимает стакан и осушает его одним махом. Наливает ещё. Чокается с моим… Не моим!
С тем, кто назвался отцом, и опять вливает в себя коричневую жидкость.
Слежу за тем, как он кладёт свободную ладонь на ширинку и поправляет её. Начинаю терять сознание. Наконец-то. Не хочу просыпаться. Пусть темнота поглотит насовсем, потому что я… не переживу…
Слышу шелест одежды и приближающиеся шаги. Меня всё сильнее окутывает туман, сквозь который с трудом пробиваются слова: «У нас гости».
Глава 36
POV Захар Одинцов.
Рудольф Мамаев редкий гость в нашем городе. Его вотчина, если можно так сказать, за тысячи километров от Северной столицы. Но и отец, и я пересекались с Мамаем ранее.
Точнее, пересекался отец, собирая информацию. Давно хотел его прижать на своей территории, но…
Слуцкий связан с ним тесно. Очень тесно. И люди стоят за ними серьёзные. Там с наскока вопросы не решить, правда, и на рожон никто из них не лезет. Если у отца не вышло, у других может и получиться: торговля живым товаром существует до тех пор, пока это выгодно.
— Входи, Захар Вадимович, что за углом прячешься, как неродной?
Пока я в мыслях гонял инфу, известную про Рудольфа, тот успел сам выйти ко мне навстречу. Скрестив на груди руки, с ленцой прищурившись, стоит и смотрит за моим приближением.
Адреналин по венам херачит, заглушая инстинкт самосохранения. Все напутствия отца канули в Лету, а его обещание поддержки маячит размытым фоном где-то далеко за спиной.
Расправив плечи, чеканю шаги, не отводя глаз от лица Мамаева. Он усмехается, и эта усмешка не обещает ничего хорошего, но назад я не отступлю.
Ради чего лезу сейчас, не могу объяснить. В моменте, окутанный запахом Лизы. Он еле уловим, но ещё ощущается на моей одежде и не даёт забыть, какими сладкими могут быть её губы.
— Один? — вместо приветствия меня сканируют всё с тем же прищуром. — Или припрятал за забором папашиных помощников?
— Сам.
— Идиот?
— Возможно, — согласно киваю. — Пригласишь?
— Входи, коль пришёл.
Морщусь от показного радушия и этих словечек, резко играющих на контрасте с напряжённой обстановкой.
За хозяином прохожу по тёмному коридору и оказываюсь в комнате, которую уже видел сквозь стекло.
— Девчонку отпусти, — сразу перехожу к делу, просчитывая мысленно наши шансы уйти свободно.
В помещении несколько человек. Один из них становится для меня неприятным сюрпризом. Он тоже открыто пялится на меня, широко скалясь.
— Весело у тебя, Рудольф, — не отворачивая головы, бросает Мамаю. — Девочка моя. Сделка завершена, даже согласие родителей получено. Искать не будут, так что вали, парень. Пока жив, вали.
— Мамай? — вопросительно поднимаю брови.
Он только руками разводит, мол, всё правда.
— Поясни? — делаю шаг к Лизе, которая не только бледным пятном растеклась на своём стуле, но и, кажется, не дышит.
— Всё верно, Захар Вадимыч. Его девочка. И отец подтвердит, и мать, наверное, видал?
Мать видел, но… Отец⁈
Недоумение явно вырисовывается на моём лице, потому что мужик, прячущийся в тени, встаёт и подходит ближе к Суворовой, кладя руки ей на плечи.
— Моя дочь. Забавное совпадение.
Его я тоже знаю. По этой сволочи плачет электрический стул и расстрельная команда. Лично не видел, но у нужных людей материала много накопилось. Батин друг из
