говорит он, потом вкладывает коробку в протянутые руки Мерседес, наклоняется к ней и шепчет: — Надо поговорить.
— Только не здесь, — возражает она.
— Хорошо, — отвечает он, — но скоро. Ты в городе сегодня будешь?
— Конечно. Мне весь вечер в ресторане работать.
— Тогда я найду тебя там.
«Лучше не надо», — думает она, но вслух произносит:
— Хорошо.
Остров
Июль 1985 года
23
Когда приходит Татьяна — в красивом сарафане с нарисованными туканами и пляжной сумкой на плече, — Мерседес как раз подметает террасу.
— Ну что, идем? — спрашивает новая подруга.
— Прости, — бодро отвечает Мерседес, — сегодня нет. Я работать.
Татьяна хохочет, но через миг смех резко обрывается.
— Но я хочу, чтобы ты показала мне ту пещеру с русалками. — В ее голосе сквозит изумление.
— Прости, — с сожалением отвечает Мерседес, — я не может.
Ларисса, которая в этот момент меняет в баре в подсвечниках свечи, напевая под нос какой-то мотивчик, умолкает и прислушивается. Мерседес, понимая, что за ней внимательно следят, вновь бросается подметать. Вчера она вернулась домой поздно, и восторга это не вызвало, поэтому сегодня не может быть и речи о том, чтобы уйти.
Ох, а кто-то же проводит лето как захочет. Как же они счастливы, все эти люди. Счастливая, золотая жизнь.
— Я думала, мы подруги, — говорит Татьяна с очевидной досадой.
«Вообще-то мы знакомы только два дня».
— Конечно. Но мне надо убрать со столов.
— Это просто смешно. У вас же должны быть люди для этого.
Мерседес выпрямляется.
— Мы и есть эти люди.
Татьяна недовольно повышает голос:
— Но это ведь ваш ресторан!
— Моего папы, — отвечает Мерседес.
— Вот именно, — настаивает Татьяна.
Мерседес опять берется за веник.
— Я бы рада. Извини.
«Еще немного, и затопает ногами», — думает она.
Так оно и происходит.
— Но я так хочу! — восклицает Татьяна.
Мерседес пожимает плечами и думает: «Жаль, что мне не хватает английского. Я бы объяснила этой девочке, что другие живут совсем не так, как она. Впрочем, даже если бы я могла это сказать, она бы вряд ли поняла».
— Значит, ты не хочешь быть моей подругой?
Мерседес опять выпрямляется и говорит:
— Нет-нет! Хочу! Просто...
В этот момент отворяется стеклянная дверь. Ларисса смотрит на девочек, скрестив на груди руки.
— Мерседес?
— Прости, мам, — говорит она, возвращаясь к подметанию.
— Как закончишь, иди внутрь, — говорит мать, — я хочу, чтобы ты была у меня на виду. Можешь вытереть насухо бокалы.
— Si, jala.
Ларисса смотрит на гостью, улыбается ей дружелюбно, но прохладно и говорит на ломаном английском:
— Привет! Мерседес сегодня работать.
Татьяна выглядит разъяренной. Замирает на миг в лучах солнца, бросая сердитые взгляды, и ждет, что Лариссу сразит молния. Потом отворачивается и, не сказав больше ни слова, идет обратно к яхте.
В этот момент приходит Донателла с поддоном от кофеварки. Ларисса на миг переключает свое внимание на нее.
— Негодница! — рявкает она. — Что это у тебя на лице?
— Помада, — отвечает Донателла, гордо выставив подбородок.
Ларисса молит святого Иакова спасти ее от solteronas.
— Сию же минуту сотри! На тебя весь город пялится!
Донателла смотрит по сторонам. Рыболовецкие суда выходят в море на рассвете, а сейчас все сидят по домам, в тени, как и подобает здравомыслящим людям в такую жару.
— Но здесь никого нет!
— Не огрызайся! — набрасывается на нее Ларисса. — И иди внутрь, ради всего святого. Ты выглядишь как puta. Благодари бога, что отец еще спит.
Донателла мрачнеет лицом и скрывается в ресторане.
Мэтью Мид шаткой походкой сходит по трапу «Принцессы Татьяны» и направляется к «Ре дель Пеше». Завидев его, Мерседес, в этот момент сортирующая кассовые чеки, заливается краской. Какой же он... огромный. Жители острова от постоянного труда и скудного питания стали низкими и тощими, и он выглядит тут Голиафом среди иудеев.
Он подходит к террасе. От короткой прогулки у него на лбу выступил пот, который он промокает платком. На нем строгая рубашка размером с двухместную палатку, от подмышек до пояса расплылись влажные пятна. Он оглядывает столики, видит Мерседес и слегка машет ей. Она проверяет, не наблюдают ли за ней родители, и быстро машет ему в ответ. Потом опять опускает голову и возвращается к своему занятию, чувствуя, как у нее пылают щеки.
Донателла, естественно, все замечает.
— Смотрю, к нам пришел твой бойфренд.
Мерседес пинает ее в лодыжку.
Гость наклоняет голову, чтобы не задеть навес, и переступает порог ресторана. Серджио вскидывает голову. Мид, конечно же, уже заходил к ним несколько раз. Но то, что он сейчас один, означает, что речь пойдет о чем-то более серьезном, чем камбала на гриле и жареная картошка. Серджио закидывает на плечо кухонное полотенце — верный признак, что его охватила неуверенность и ему срочно необходимо продемонстрировать авторитет в собственном заведении, — и идет приветствовать гостя, не забыв растянуть губы в широкой хозяйской улыбке.
Мэтью Мид протягивает ее отцу руку. Это что-то новенькое. Они о чем-то тихо переговариваются, и посетитель несколько раз машет рукой в ее сторону. Серджио качает головой. Мид кивает. Серджио снова отрицательно трясет головой, смотрит на дочь и хмурит брови. Донателла вдруг проявляет жгучий интерес к соседнему с ними столику.
«У меня проблемы, — думает Мерседес. — Но что я сделала?»
Мид произносит что-то еще, но Серджио лишь непонимающе вскидывает руки.
— No inglis, sinior, — говорит он, — не понимать.
Мид повышает голос, в котором теперь слышатся командные нотки, в точности как у его дочери. «Испанский? Italiano? Français?»
Серджио пожимает плечами. Она видит, что Мид ругается себе под нос, после чего говорит:
— Ладно, я еще вернусь.
Он разворачивается к яхте — так же, как незадолго до этого его дочь. «На данный момент у меня к тебе вопросов больше нет и мне нет до тебя дела».
Серджио смотрит ему вслед, потом поворачивается, подходит к стулу, на котором сидит Мерседес, и говорит:
— Ну!
— Что? — нервно спрашивает она, хотя он, похоже, пребывает в довольно хорошем расположении духа.
— Ну... ты определенно ему нравишься.
Это хорошо или плохо?
— Что он сказал?
— Не знаю. Я не очень понял, о чем он говорил. Если бы это не было совершеннейшим безумием, я бы сказал, что он предложил тебя купить.
Увидев на ее лице изумление, он хохочет и слегка щиплет за щеку, как священник послушную девочку в День святого Иакова.
— Не волнуйся! — говорит он. — Я стребую за тебя отличную цену!
Потом направляется внутрь. К Мерседес подходит Донателла, присаживается на край ее столика и с озорной улыбкой на лице покачивает длинными ногами.
— А ведь так оно и есть, — говорит она.
— О чем это ты?
— Он в самом деле хочет тебя купить для своей дочери. Как куклу. Ну или щенка.
— Что... — начинает Мерседес, но в этот момент за ее спиной эхом раздается еще одно «Что?..», только громче и злее.
— Что он сказал? — спрашивает Ларисса, шагая к ним с багровым от злости лицом.
— Мой английский не так уж хорош, — поспешно заявляет Донателла, — он мог говорить что-то другое.
Но Лариссу на такое не купишь.
— А что сказал ваш отец?
— Спросил сколько, — с лицом, полным укоризны, отвечает Донателла. Она никогда не упустит возможности побесить взрослых.
Ларисса возмущенно ахает, швыряет на пол тряпку
