пациентках.
– Операцию по трубной стерилизации?
– Все прошло успешно. Через два дня они смогут поехать домой.
– По стерилизации?
– Говорите, вы из клиники контроля рождаемости?
На лице врача проступила тревога – видимо, он начинал сомневаться в моих словах.
– Ей же одиннадцать, черт побери! – Я разрыдалась. В коридоре послышался шум. Я прижала голову Индии к груди, словно защищая ее. – И им нужны обезболивающие.
– Принесите…
– Я позвоню вашему папе, ладно? Все будет в порядке, слышите?
Я выбежала из палаты. Внизу, в вестибюле, стоял таксофон, с которого удалось позвонить Мэйсу на работу. Я сказала его начальнику, что вопрос срочный, и он разрешил Мэйсу поговорить со мной, но подошел тот не сразу. Когда он наконец взял трубку, я объяснила, что случилось. После долгого молчания Мэйс спросил: «Что это значит?» Тут закончилось время, и звонок оборвался. Я порылась в сумке, но больше монет не нашла.
Я села в машину и поехала сама не зная куда и не представляя, что делать дальше. В груди словно что-то скреблось. Я свернула с парковки налево, нажала на газ. Ту машину мне видно не было – про нее рассказали потом. Выехав на перекресток, я ощутила удар. Машину крутануло, и меня, словно тряпичную куклу, отшвырнуло в противоположную часть салона.
Часть II
21
Когда я говорю, что произошедшее с сестрами – величайшая боль моей жизни, клянусь, это чистая правда. Ты сможешь понять, узнав больше о времени, когда я росла. Папа вел успешную практику, и доход от нее давал определенные возможности. У нас был свой дом, мы ездили в отпуск. Я заплетала волосы в настоящем салоне, а не у знакомых на кухне. Наша маленькая семья жила с достоинством во времена, когда многим из черных в нем было отказано. Папа каждое утро начищал до блеска ботинки. Мама носила сережки. Ты скажешь, что все это мелочи, но поверь мне, родная, они сдерживали ураган.
Несмотря на унижение, на которое нас обрекли законы Джима Кроу[27], мы сохранили себя, поддерживая друг друга с помощью смеха, музыки и вкусной еды. В этом смысле Сентенниал-хилл – та крепкая, единая община, в которой мы жили, – подпитывала нас, и я была ограждена от самого страшного. Люди здесь приберегали слезы для церкви, а заботы оставляли у алтаря.
Мне казалось немыслимым, что с кем-то из близких может случиться нечто подобное. Я была наслышана о тогдашних зверствах – об избиениях, убийствах, исчезновениях, – но тем не менее недооценила жестокость людей, и за мою наивность пришлось поплатиться девочкам. Неудивительно, что я попала в аварию. Своеобразный урок о законах физики. О том, что всякое действие влечет противодействие.
– Вы целы?
Незнакомая женщина помогла мне сесть на краю тротуара. Колени саднило так, будто с них содрали всю кожу. Моя машина стояла посреди улицы и с пассажирской стороны была покорежена. Я коснулась лба:
– У меня кровь?
– Вас немного задело осколками стекла, но, по-моему, ничего страшного. Не думаю, что понадобится «скорая».
Я без сил привалилась к незнакомке. Она, судя по всему, не боялась испачкаться, хотя на ней была белая блузка. Я увидела, что ладони у меня все в ссадинах.
– Что произошло?
– Не знаю. Я шла мимо и увидела вас на обочине. Второй машины уже не было. Но ее найдут, я уверена.
– Мне нужно идти. Мне надо быть в другом месте.
Я попыталась подняться, но женщина удержала меня.
– Вы в какой больнице работаете? Хотите, я кому-нибудь позвоню?
– Больнице? – Моя форма была перепачкана чем-то бурым и склизким. Видимо, меня вырвало. – Можете позвонить моему папе?
– Какой у него номер, милая?
Я продиктовала цифры.
– Сейчас вернусь, – ласково проговорила женщина. – А вы сидите тут и не двигайтесь.
Тянулись минуты. Я слегка потрясла головой, пытаясь прояснить мысли, глубоко вдохнула, отерла лицо тыльной стороной ладони и обнаружила, что из носа течет кровь. Провела рукой по платью, разглаживая его.
Женщина вернулась в компании лысеющего мужчины с красноватым лбом, блестевшим на солнце. Он опустился на колени и осторожно откинул мою голову, держа за подбородок.
– У вас кровь из носа. – Мужчина поднес к моему лицу носовой платок.
– Я сообщила вашему отцу, – сказала женщина. – И полиции тоже. Этот добрый человек позволил воспользоваться телефоном в его доме.
Они продолжали со мной возиться, не обращая внимания на мое сопротивление. Мне нужно было позвонить Мэйсу. Или я уже ему звонила? Я приложила руку ко лбу. Голова раскалывалась. Мужчина предложил переставить мою машину к обочине, и я не стала спорить. Через пару минут он принес мне сумку и ключи. Не знаю, сколько прошло времени, пока наконец не раздался голос папы: «Я доктор. Солнышко, тебе больно?» Когда он настоял, что сам отвезет меня в больницу, я заупрямилась. Женщина обещала дождаться полиции и дать показания.
– Куда ты меня везешь? – спросила я папу, когда мы сели к нему в машину.
– В больницу Святого Иуды Фаддея.
Миссис Сигер оставила девочек в Профессиональном медцентре. В больнице Святого Иуды Фаддея с ними наверняка обращались бы лучше. Может, сестры, служащие в тамошней церкви, даже не позволили бы оперировать. Сказали бы, что Эрика и Индия совсем еще дети. Нас было восемь. Восемь медсестер, и мы это допустили. В ушах все еще стояли стоны Индии, скрючившейся на койке. Ее визг на карусели. Скрип иглы на пластинке. В висках пульсировало.
Папа повел меня наверх, к знакомому доктору. Мама была уже там, заполняла какой-то бланк, – в том же платье, в котором поехала на встречу с подругой. Она прикоснулась к моей щеке тонкими холодными пальцами. Я села на кушетку, и медсестра посветила мне в глаза, затем попросила прилечь и ощупала ребра. Папа сидел на табурете. Нужно скорее рассказать ему про девочек. Попросить его поехать к ним, проверить, как они. Я перестала колоть им «Депо». Миссис Уильямс подписала бумаги. Две эти мысли не выходили из головы. Я шевелила губами, но не могла издать ни звука.
Когда мне удалось наконец собраться с силами, я сипло произнесла:
– Со мной все нормально, пап. Мне надо…
– Бывает, что у человека внутреннее кровотечение, а он об этом не подозревает. Будет лучше, если тебя осмотрят.
Папа как никто умел сохранять спокойствие, если что-то случалось. Когда я была маленькой, он дезинфицировал мои раны и накладывал повязки – после падений с велосипеда или стычек на детской площадке. Однажды соседский мальчишка попал Таю в висок из пневматического пистолета, и папа хладнокровно простерилизовал
