стягиваю их вниз. Я опускаюсь перед ней на колени, желая подарить ей удовольствие, уверить ее, что не все в моем мире мрачно. Я хочу, чтобы ей было хорошо, чтобы воспоминания о сегодняшнем вечере стерлись из памяти.
Раздвигаю ее ноги, любуясь ее киской, и мне не терпится трахнуть ее, но не сейчас. Не раньше первой брачной ночи.
— Сколько людей лизали эту киску раньше? — я облизываю ее, вдавливая язык, ее колени смыкаются вокруг моей головы, а пальцы путаются в моих волосах. Ее реакция — это все. Я лижу ее снова, но на этот раз щелкаю языком по клитору. Мои движения быстры, и ее пальцы сильно хватают мои волосы.
— Никто, — отвечает она. От ее слов у меня щемит сердце. Черт возьми, никто не имел ее раньше.
— Кто-нибудь трогал эту киску раньше? — это сводит меня с ума.
Она колеблется, и мое сердце учащенно бьется. Я жду, когда она назовет имя, но она отвечает: — Никто, кроме тебя.
— Сядь на диван, раздвинув ноги, — требую я.
Она делает, как я сказал, робко раздвигая ноги. Мои руки блуждают вверх-вниз по ее икрам. Ее кожа гладкая, теплая и красивая. У нее самая красивая мокрая пизда, которую я когда-либо видел.
Я вознаграждаю ее, снова облизывая клитор. Она стонет, когда я трахаю ее ртом, и мой член умоляет меня об этом же.
— Назови мое имя, — требую я, просовывая в нее два пальца, и возвращаясь к клитору, посасывая его. Она прерывисто дышит, ее ноги не могут оставаться неподвижными. Такое ощущение, что ее ноги зажали мою голову в тиски, и это самое лучшее место, в котором я когда-либо мог оказаться.
Она стонет, не давая мне того, чего я хочу. Ее бархатные стенки сжимают мои пальцы, и я останавливаюсь: — Если хочешь кончить, лучше назови мое имя.
Невозможно отрицать, что она хочет меня, а я хочу, чтобы она вернулась за добавкой. Я не потерплю, чтобы она притворялась, что не хочет этого.
Медленно поглаживаю ее клитор, она снова упирается бедрами в мое лицо, двигая ими. Я останавливаюсь, как раз когда она увеличивает свою силу, и она издает разочарованный, восхитительный рык недовольства.
Я снова облизываю ее, наслаждаясь игрой, в которую мы играем.
— Ты знаешь, что делать, если захочешь кончить.
Просовываю еще один палец в ее тугую киску, и она задыхается от дополнительного давления. Я начинаю ласкать ее клитор, поедая его как изголодавшийся мужчина. Как раз в тот момент, когда я собираюсь снова остановиться, слышу сладкий голос: — Сорен, — стонет она, — не смей останавливаться!
Это все, что мне нужно. Я сгибаю пальцы, задевая ее точку G, и она кончает. Мои волосы словно вырываются из черепа, а в ушах звенит от давления ее коленей, которыми она зажимает мою голову.
Оргазм полностью овладевает ей, я слизываю все до последней капли, которую готово отдать ее тело. Наконец она откидывается назад, ее ноги разжимают тиски, и она выглядит полностью удовлетворенной. Да, это сделал я.
Я встаю, и она спрашивает: — Куда ты идешь?
Я усмехаюсь: — Планирую подрочить в душе, представляя тебя, — если останусь и прикоснусь к ней еще раз, то заявлю на нее права. Но я не могу этого сделать. Мне нужны простыни, чтобы защитить ее от отца.
Сижу, потрясенная и обнаженная, на диване. Я только что получила самый умопомрачительный оргазм от Сорена Моретти. Он довел меня до такого состояния, что я готова была сказать ему все, что он захочет, лишь бы он не останавливался. Не могу поверить, что Сорен просунул свою голову между моих ног. Я откидываюсь на спинку дивана в неверии. Мне это понравилось. Моя некогда горячая кожа остывает, а комната кажется холодной и ледяной, не то, что раньше. Было бы здорово, если бы Сорен остался, а не ушел. Значит ли это, что он жалеет об этом? А я? Я кусаю ноготь большого пальца, не зная, что теперь делать.
Я снова надеваю одежду Сорена, когда слышу, как в его серых спортивных штанах звонит телефон. Наклоняюсь, хватаю их и достаю телефон. На экране высвечивается имя моего брата. Я пытаюсь дозвониться до него уже несколько недель. Не задумываясь, отвечаю на звонок.
— Где, черт возьми, ты был, Джуд? Я сходила с ума! — я не могу сдержать свой голос, когда кричу на брата. — Почему ты звонишь Сорену, когда я звонила тебе уже пятьдесят раз? — мой гнев превращает мои слова в клинки. — Мама умирает, а ты бросаешь меня. Мы должны быть семьей, но тебе на это наплевать! Ты эгоистичный кусок дерьма, — мышцы на моей челюсти напрягаются, превращаясь в камень по мере того, как я закипаю все сильнее.
Я слышу шорох в телефоне и думаю, что это он перепроверяет, кому звонил.
— Почему ты отвечаешь на звонки Сорена? — в голосе Джуда слышатся резкие нотки.
— Из всего ты хочешь узнать именно это?
Я так зла на Джуда и его неспособность взять на себя ответственность, что мне требуются все мои силы, чтобы не выбросить телефон в окно.
Сорен выходит, на нем только пижамные штаны. Вода все еще стекает с его плеч и кончиков волос.
— Не волнуйся, Джуд, Сорен выполняет твои обязанности старшего брата. Он действительно хорошо заботится обо мне.
Беззаботная ухмылка исчезает с лица Сорена, сменяясь оскалом.
— Дай мне с ним поговорить, — требует Джуд. Я улыбаюсь и передаю трубку Сорену.
— Джуд, — приветствует он, его тон далеко не дружелюбный, — твоя мама в больнице. Я просто слежу за тем, чтобы она оставалась в безопасности.
Я фыркаю: — Вылизывая мою киску?
Сорен поворачивается.
— Она ничего не сказала, — он возвращается в свою комнату с телефоном и закрывает дверь, чтобы я больше не могла слышать их разговор.
На цыпочках я подхожу к его комнате и прижимаю ухо к деревянной двери. Мои губы сжимаются, когда прислушиваюсь:
— Джуд, у нас проблема.
Тишина. Джуд, должно быть, заговорил.
— Извинения ничего не значат, если тебя здесь нет.
Сорен молчит некоторое время.
— Джуд, мы не связываемся с такими людьми. У них нет преданности. Ты должен порвать с ними связь, иначе я не смогу больше поддерживать тебя. Я уже разобрался с этим вопросом.
О чем он вообще говорит?
Голос Сорена тихий. Он слушает Джуда или они закончили? Я сильнее прижимаюсь ухом к двери, пока она не распахивается, ноги сами собой спотыкаются, и я падаю на пол. Сорен стоит в
