своих правил, попытался вмешаться и объяснить молодому господину, что слуги и сервы, работавшие в этом замке много лет, являются обученным и высококвалифицированным персоналом и разбрасываться таким ресурсом – это неразумно и недальновидно.
Франсуа дерзость Марка Дюко взбесила, и дворецкий вполне закономерно получил по своей «наглой морде» плетью. Именно с того момента дворецкий и перешел на мою сторону, хотя, как рассказывал мне Бертран, Марк Дюко не очень любил Макса за его грубость и жестокость. Но сейчас стоял вопрос выбора из двух зол, и Марк сделал свой выбор.
После объявления своей воли Франсуа принарядился и отбыл на один из многочисленных светских приемов, перед отъездом приказав своему камердинеру начать искать покупателя на десяток сервов.
В тот же день Бертран, в отличие от Абвиля и Тулона чувствовавший себя в родном ему Эрувиле как рыба в воде, привел ко мне Марка Дюко, с которым у меня состоялся длинный и обстоятельный разговор, итогом которого стал договор найма. Так я принял на работу прежнего дворецкого Макса, которого наделил полномочиями нанимать слуг в мой особняк.
Первая весточка из дома де Грамонов о том, что дядюшка решил вернуть особняк своему племяннику пришла мне от Валери. Сестренка, получив надежду на «светлое будущее» в моем лице, начала активно сообщать мне о важных событиях в графском доме. В последнем письме она довольно подробно описала момент, когда Генрих де Грамон объявил Франсуа о том, что «Лисья Нора» теперь будет местом жительства шевалье Ренара, и с особым ехидством расписала мне истерику виконта.
Валери я, конечно, полностью доверять не собирался. Девушка, находясь в окружении недоброжелателей, выработала свою собственную манеру поведения. Она в любой момент могла перейти на сторону дяди, предложи тот ей приемлемые условия союза. Но у меня еще имелось в загашнике несколько рычагов давления на сестренку, которые я пока приберегал до удобного случая.
С сервами тоже всё прошло на удивление гладко. Камердинер Франсуа оказался еще тем беспринципным прохиндеем. Он, после разговора с Бертраном, без проблем встретился со мной и продал мне всех сервов, наварив на каждом по одной серебряной кроне. А ведь он прекрасно знал, кто я такой и самое главное – ему было известно отношение его хозяина ко мне. На мой вопрос о том, не боится ли он гнева своего господина, камердинер неопределенно пожал плечами и, взвесив кошель с серебром, объяснил, что его господину плевать на то, кому и как были проданы эти сервы.
Такая беспечность личного слуги говорила о том, что Франсуа никто в семье не уважает. Даже его камердинер.
Виконт вернулся в особняк ночью в компании своих друзей, таких же избалованных придурков, детишек столичных аристократов, хотя его уже никто не ждал. Оказывается, Франсуа решил поставить жирную точку в своем пребывании в замке бастарда.
Закатив грандиозную попойку, кузен приказал всем слугам начать выносить во двор всю мебель из замка и сжечь ее.
Нужно отдать должное дворецкому. Он быстро сориентировался в ситуации и дал команду слугам, вместо хорошей мебели, тащить всякое старье, что хранилось на чердаке замка.
У центрального входа очень быстро образовалась приличная гора из всякого деревянного хлама. Как и ожидалось, уже прилично набравшийся Франсуа, как и его дружки, в темноте особо не обращали внимание на качество сваленной в кучу полуразвалившейся мебели. Когда она была облита маслом, виконт собственноручно бросил в нее факел и под громкие крики своих дружков покинул особняк. Перед отъездом он толкнул какую-то неразборчивую, очень эмоциональную речь, а потом громко приказал, чтобы слуги продолжали выносить всю мебель, картины, портьеры и бросать все это добро в костер, чтобы этот презренный бастард не имел даже на что опустить свой зад.
Как только шумная кавалькада уже навсегда покинула особняк, дворецкий дал команду закрыть ворота и начать заносить хорошую мебель в дом, которую слуги выносили только для вида.
А сегодня утром я получил сразу три письма. Одно было от моего нового-старого дворецкого, в котором сообщалось, что особняк готов к моему прибытию.
Второе было от моего дядюшки. Генрих писал, что его племянник не должен жить в каких-то доходных домах. Поэтому он решил позволить мне пожить в моем прежнем замке. В конце он уже в который раз напомнил мне о моих обязанностях перед семьей.
Читая это послание, я лишь ухмылялся. Наивный дядюшка. Впуская в дом лиса, можешь навсегда забыть об этом доме. Лис его покинет только тогда, когда сам посчитает нужным.
Прочитав имя отправителя третьего письма, я удивленно хмыкнул. Это была герцогиня дю Белле. Тётушка очень радовалась моему переезду и довольно прозрачно намекала мне на то, что на решение дядюшки было оказано влияние некой третьей стороной. Другими словами, Жанна дю Белле давала понять, что я получил назад свой особняк только благодаря ее стараниям.
В конце письма была приписка. Тётя приглашала меня на прием, который должен был состояться в ее доме через две недели. А еще там был указан адрес какого-то столичного портного, к которому я должен обязательно наведаться перед приемом, и услуги которого были уже оплачены герцогиней.
Нового-старого хозяина слуги встречали, построившись в ровную шеренгу. Парадные ливреи темно-синего цвета, натертые до блеска пуговицы и пряжки туфель, белоснежные чепчики и фартуки горничных – я как-то вдруг сразу осознал, что нахожусь в столице, и что мои новые слуги являются элитой в сфере своей деятельности. Более того, с таким персоналом теперь не стыдно пригласить в гости даже того же принца или, быть может, даже короля. Моему особняку в Тулоне до такого уровня, как до Тени ползком.
Кстати, сохранить всю прислугу – это была идея Бертрана. Это он буквально выпросил у меня разрешения попытаться спасти весь этот коллектив. Теперь я понимаю правоту моего камердинера.
Бертран, со счастливой улыбкой осматривая свою «армию», кажется, был рад возвращению особняка больше, чем кто-либо другой.
Несмотря на то, что все эти люди знали, кому обязаны возвращением на прежнее место работы, на их лицах особой радости я не заметил. Ну, кроме разве что наших с Бертраном шпионов. Старый лакей, повариха и дворецкий уже успели оценить изменения, произошедшие в характере их бывшего и уже нынешнего господина. И это притом, что сервов вообще-то хотели распродать на рынке рабов, как каких-то гусей.
Думаю, они просто не успели даже испугаться, настолько быстро все произошло. Ничего, это не страшно. С этого дня они заживут по-новому. Не исключено, что в будущем с кем-то из них мне и вовсе придется попрощаться.
А
