Книга Государство строгого режима. Внутри китайской цифровой антиутопии - Джеффри Кейн

Майсем ужаснулась масштабам слежки. Однако после всего, что ей пришлось пережить, это не стало для нее сюрпризом.

Всплывшая информация стала весомым доказательством, что в рамках операций, о которых мне рассказывали Ирфан и другие уйгуры, сотрудники высокотехнологичных компаний, китайское правительство следит за людьми через мобильные приложения.

В июле 2016 года власти нацелились на пользователей приложения Zapya, разработанного одним пекинским стартапом, которое позволяло всем желающим скачивать Коран и делиться им с друзьями и семьей.

Один из правительственных документов призывал являться с повинной «владельцев продукции, имеющей отношение к сепаратизму, насилию и терроризму, религиозному экстремизму; аудио- и видеоматериалов на тему „хиджры“ или других незаконных пропагандистских материалов, при этом распространявших [такие материалы] среди членов семьи для просмотра или прочтения в отсутствие каких-либо других значимых обстоятельств»[20].

«Всякий раз, когда нас останавливала полиция, они проверяли наши телефоны, – рассказывала мне Майсем. – Zapya – одно из приложений, которые они искали. Если бы они увидели Zapya, то пометили бы нас как подозрительных и, возможно, отправили бы на курсы перевоспитания».

В просочившихся в прессу документах говорилось, что более 1,8 млн уйгуров пользуются Zapya, включая четыре тысячи «несанкционированных имамов».

Настораживало и то, что после проверки телефонов на наличие запрещенного контента сотрудники полиции начали просить или заставлять граждан загружать новое приложение для смартфонов, которое называлось Jingwang Weishi, или «Очистка сети». Изучив это приложение, исследовательская группа некоммерческого Фонда открытых технологий (OTF) обнаружила, что оно извлекает базовую информацию о телефоне, включая IMEI (международный идентификатор мобильного оборудования), а также данные о производителе, что позволяет с легкостью отслеживать и прослушивать устройство.

«Приложение сканирует внешнюю память устройства в поисках файлов, которые кажутся ему опасными, – отмечали в OTF. – Если файл определяется как „опасный“, оно предлагает пользователю удалить его».

Кроме того, в апреле 2018 года BuzzFeed News, основываясь на данных государственных СМИ Китая, сообщил, что полиция начала устанавливать приложение Citizen Security на телефоны рядовых граждан. Приложение позволяло пользователям смартфонов мгновенно отправлять наводки в полицию, если они заметят что-нибудь подозрительное: бородатого мужчину или слишком многолюдную молитвенную церемонию.

«Руководство полиции города Урумчи призывает граждан загрузить и установить приложение Citizen Security, – гласило одно из официальных сообщений на китайском языке. – Это поможет превратить всех граждан в разоблачителей преступности и создать крепкую опору антитеррористической кампании». Китайское правительство заявило, что по итогам первых трех месяцев использования приложения в 2017 году полиция получила более тридцати тысяч наводок.

Каждую неделю декламируя пропаганду на курсах по основам гражданственности, Майсем все больше погружалась в паранойю. Но не потому что за ней наблюдали люди… А потому что за ней наблюдали машины, расчетливые и бесчувственные. Насколько всезнающей и сообразительной была компьютерная система, постоянно надзирающая за ней? Видела ли машина ее аккаунты в соцсетях, действия в смартфоне и текстовые сообщения?

«Когда ты отрезан от информации, от правды, ты находишься в постоянном состоянии „угадайки“ и начинаешь повсюду видеть опасность, – говорила мне Майсем. – Ты действительно не знаешь, кто наблюдает, кто подслушивает, кому можно доверять. Твои друзья, твоя семья – даже они могут оказаться теми, кто хочет тебя предать».

Глава 13

Приглашаем в концентрационный лагерь!

Кашгарский район – передовая в борьбе с терроризмом и поддержании социальной стабильности.

Си Цзиньпин

В августе 2016 года слухи поползли по всему Кашгару, как тараканы. Один раз на улицы высыпали полицейские формирования – их было необычайно много. В другой – бронированный автомобиль припарковался на углу, а солдаты выстроились возле него, всматриваясь в прохожих. На кашгарских перекрестках появлялось все больше и больше «удобных полицейских участков». В Урумчи, где Майсем иногда совершала пересадку на рейс в Анкару, их число превысило 950.

«Грядут перемены», – говорили друг другу люди. Ходили слухи, что коммунистическая партия нуждается в более жестком и волевом руководстве.

Гуляя по Кашгару, Майсем замечала, что старые кварталы, где жили ее друзья, неожиданно оказывались огорожены заборами. Они превратились в гетто: жителям приходилось предъявлять удостоверения личности, чтобы попасть внутрь и выйти наружу. «Строители появились внезапно, без всякого предупреждения, и за ночь обнесли кварталы заборами. Жители проснулись, не понимая, что произошло», – рассказывала Майсем.

Приобретение простых предметов домашнего обихода, таких как кухонная утварь и продукты питания, стало настоящим испытанием. В один прекрасный момент продавцам ножей пришлось выложить тысячи долларов за аппарат, превращающий фотографию на удостоверении личности, национальность и адрес в QR-код, который наносили лазером на лезвие ножа перед продажей клиенту. Это служило мерой предосторожности на случай, если террорист воспользуется ножом при нападении.

«Но ведь хуже уже не будет», – говорили люди Майсем. Правительство задействовало уже все свои способы надзора, рассуждали они. Разве можно как-то еще ограничить свободу народа?

Во время занудного урока пропаганды, на котором сидела Майсем, преподаватель начал рассказывать о перестановках в руководстве Синьцзяна.

«Наш регион возглавит Чэнь Цюаньго, – сообщил он. – Достопочтенный командир, он поведет нас на бой против трех пороков – терроризма, сепаратизма и религиозного экстремизма».

О прибытии Цюаньго услышала и мать Майсем. «Приезжает новый руководитель», – сказала она в тот вечер.

«Партийный товарищ, работал в Тибете, – ответил отец Майсем. – Управлял там службой безопасности».

Тибет, по большей части буддийский регион, лежащий к югу от преимущественно мусульманского Синьцзяна и прозванный «крышей мира» за расположенные в нем исполинские Гималаи, в предыдущие пять лет пережил жестокие репрессии. Трем миллионам человек, которые населяли Тибет в период правления коммунистической партии, начавшийся в 1951 году, пришлось очень тяжело. В те времена Китай захватил и аннексировал регион, а затем отправил в изгнание его харизматичного духовного лидера Далай-ламу.

Чэнь Цюаньго, основоположнику системы «удобных полицейских постов» в Тибете, было около шестидесяти лет.

Чэнь служил артиллеристом в армии, затем работал на автомобильном заводе. Он пришел в политику в весьма юном возрасте и в 1990‐е стремительно вознесся по карьерной лестнице, каждый год получая повышения, – выдающееся достижение на беспощадном политическом поприще Китая. Один уйгур, встречавшийся с Чэнем на конференции по безопасности, рассказывал мне о его расчетливости и суровом нраве. Он не прощал ошибок.

Каждый день после обеда Чэнь имел привычку плавать в бассейне, но вообще известно о нем было мало. Он был скрытен и редко появлялся в публичном поле, даже по меркам непрозрачной китайской политики.

«На публичных мероприятиях Чэнь показывается в образе типичного партийного работника: зачесанные назад угольно-черные волосы, несколько вытянутые черты лица и склонность к произнесению длинных речей с вкраплениями малопонятного партийного жаргона. Несмотря на сорокалетнюю карьеру Чэня, среди его официальных речей не удастся найти ни одного яркого лозунга, шутки или анекдота, которые можно было бы ему приписать», – сообщает гонконгская газета South China Morning Post.

Однако в Синьцзяне, в столице которого, Урумчи, он обосновался с 29 августа 2016 года, его уже хорошо знали.

Одной из его излюбленных тактик было лично прогуливаться по столице, инспектируя город. Он звонил в полицию, сообщая о чрезвычайной ситуации, а потом с любопытством ожидал приезда сотрудников, отсчитывая движения секундной стрелки на своих часах. Он хотел, чтобы полиция работала оперативнее, с большей отдачей, энергичнее.

[ ]

«Однажды мне позвонили из местной администрации», – вспоминает Майсем. Это был сентябрь 2016 года, примерно через неделю после того, как Чэнь Цюаньго занял пост в Синьцзяне.

«Пожалуйста, приходите. У нас сегодня важный разговор», – сказал чиновник.

«Обычно я ходила в местную администрацию вместе с мамой, – рассказывала мне Майсем. – Но в тот день пошла одна, так как мама плохо себя чувствовала». Когда Майсем вошла в здание администрации, почти все знакомые ей студенты-уйгуры, обучавшиеся или жившие за границей, уже были там. Дождавшись своей очереди, Майсем тоже подошла к мужчине за стойкой.

«Всем вернувшимся из другой страны необходимо явиться в центр