преувеличенные жесты Бернарды, на дикое запрокидывание головы, на биение груди и на ее знаменитые горящие глаза.
Зукор приобрел права на «Королеву Елизавету», и субтитры были переведены. Летом 1912 г. он организовал премьеру в первоклассном легальном театре Lyceum на Бродвее. Премьера имела огромный успех у критиков и зрителей, а Адольф Зукор был признан гением постановки. Поэтому, когда в 1914 году Зукор обратился к Голдфишу и Ласки с предложением о слиянии, это прозвучало как еще одна замечательная идея. Это было бы объединение и таланта, и денег. Образовавшаяся компания была названа Famous Players-Lasky. Зукор стал президентом новой компании, Голдфиш — председателем совета директоров, а Ласки — вице-президентом.
Однако почти сразу же Зукор обнаружил, что с Сэмом Голдфишем так же трудно иметь дело — он был упрям, темпераментен и непредсказуем, как и все его предыдущие партнеры. Они не могли договориться о том, кто управляет компанией и кто должен принимать решения. Кинобизнес стал — как, впрочем, и сейчас — любопытным раздвоенным бизнесом, в котором заложена некая базовая неуклюжесть. Он функционировал на двух побережьях — восточном и западном. Производство осуществлялось в Калифорнии. Но самая большая аудитория находилась в восточных городах, там же были газеты и критики, которые имели наибольшее значение. Что еще более важно, банки и инвестиционные дома, на которые опирались кинокомпании при финансировании, находились в Нью-Йорке. Все, что делалось в Голливуде, как тогда, так и сейчас, зависело от того, «что скажет Нью-Йорк». Как тогда, так и сейчас продюсерам кинофильмов постоянно приходилось мотаться туда-сюда между Восточным и Западным побережьем.
Когда Сэм Голдфиш находился в Нью-Йорке и общался с денежными воротилами, а Зукор был в Калифорнии и пытался делать фильмы, Голдфиш брал на себя разработку политики. А когда Голдфиш был в Калифорнии, а Зукор — в Нью-Йорке, происходило обратное: Голдфиш брал на себя производство и даже режиссуру фильмов. Периоды «лимбо» — те четыре-пять дней, которые требовались для поездки через весь континент на поезде, и кто бы ни ехал, он оставался без связи — были хуже всего, когда каждый был убежден, что другой плетет дьявольские интриги за его спиной.
Что еще больше усугубляло ситуацию, Сэм Голдфиш и Джесси Ласки скрестили шпаги. Проблема заключалась в жалобах Бланш Ласки Голдфиш на своего мужа. Бланш, похоже несмотря на то, что у нее теперь была маленькая дочь, о которой нужно было заботиться, чувствовала себя оттесненной на задний план двумя самыми важными мужчинами в ее жизни — братом и мужем. Она с некоторым основанием считала, что если бы не она, то эти два человека могли бы никогда не объединиться в своем кинематографическом начинании. Теперь же она оказалась в стороне от их стремительного успеха. «Если бы я не предложила фликеры тем днем в Нью-Йорке, где бы они были?» — жаловалась она. Бланш также считала себя артисткой, и в то время, как такие мужчины, как Сесил Б. Демилль, использовали в своих фильмах жен и других родственников, Бланш не получила ни одной роли в картине Голдфиша. Вдобавок ко всему, она подозревала, что теперь, когда Сэм стал работать в шоу-бизнесе, ему стали нравиться молодые девушки, и, возможно, она была права. Дверь кабинета Сэма часто запиралась, пока он проводил длительные интервью с начинающими актрисами. В трансконтинентальных поездках его часто сопровождали женщины-«секретарши». А в том, что Сэм Голдфиш любил красивых женщин, сомневаться не приходилось. Его «открытия» в кино неизменно были женскими, и он много времени уделял прическам, макияжу и одежде своих актрис. У Бланш развивался полномасштабный приступ классической женской ревности. Последовали привычные горькие обвинения, упреки, сцены. Между тем Сэм Голдфиш, крупный, бочкообразный мужчина с головой, похожей на пулю, широкой квадратной челюстью бойца и соответствующим характером, был не из тех, кого беспокоит нытье простой женщины. Чем больше Бланш жаловалась и требовала, тем сильнее он ее обрывал, захлопывая перед ее носом дверь.
Бланш отнесла свои жалобы матери, которая, естественно, сочувствовала дочери. Бланш пожаловалась и своему брату, который оказался в самом центре событий. Он был недоволен предполагаемыми похождениями своего зятя, но мало что мог сделать в этой ситуации. Ведь Сэм был не только председателем совета директоров компании, но и ее основным акционером, а Джесси Ласки в самом прямом смысле был ее сотрудником. Тот факт, что в течение нескольких лет Сэм, Бланш, Джесси и миссис Ласки жили под одной крышей, только осложнял ситуацию.
По предложению матери Бланш Голдфиш наняла частного детектива для наблюдения за деятельностью мужа, и выводы детектива, похоже, подтвердили ее подозрения. Столкнувшись с этим, Сэм пришел в ярость, а когда жена покинула их дом, чтобы проконсультироваться с адвокатом, он сменил все замки и не пустил ее обратно. Последовавший за этим бракоразводный процесс был горьким и ожесточенным со всех сторон, в нем было много некрасивых обзывок, и Сэм, в частности, утверждал, что его маленькая дочь Рут, скорее всего, не его собственный ребенок. Одним из результатов развода стало то, что Рут, опекунство над которой было передано ее матери, в течение двадцати лет не узнает, кто ее отец на самом деле.
Внутренние потрясения в семье Золотой рыбки неизбежно отразились на и без того непростых партнерских отношениях. Домашние проблемы, казалось, делали Сэма еще более вспыльчивым и авторитарным в офисе, и во время одной из заграничных поездок Сэма Адольф Зукор прямо заявил совету директоров, что больше не может работать с «Золотой рыбкой». Либо он, либо Золотая рыбка должны уйти. Вернувшись из поездки, Сэм столкнулся с холодным советом директоров, который потребовал его отставки. Нехотя он подал в отставку, произнеся, как гласит легенда, свой знаменитый ультиматум: «Исключите меня!». Позже он отрекся от этого высказывания, сказав лишь: «Я не думал, что это очень хороший поступок с их стороны». Но для Сэма Голдфиша это не было совсем уж некрасивым поступком. Чтобы убедить его отказаться от должности председателя совета директоров, он получил акции компании Famous Players-Lasky на сумму в миллион долларов.
Оставшись один, Сэм Голдфиш, как и многие другие представители его конкурентоспособного и восходящего поколения, отвернулся и от Зукора, и от своего бывшего шурина и отправился на поиски новых партнеров, с которыми можно было бы вложить свои деньги. Вскоре он нашел их — двух братьев по имени Эдгар и Арчибальд Селвины, которые были успешными продюсерами легальных пьес на Бродвее, и вместе с ними создал корпорацию «Goldwyn Pictures», название которой состояло из первого слога фамилии Сэма и последнего слога фамилии Селвинов. В
