— Она была здесь, амира, но ушла.
Эбби вздохнула с облегчением. Она не боялась Кайлу и не собиралась отступать. Но пока она шла к конюшне, ее боевой настрой значительно поостыл. Точно ли она понимала, что делает? Да, Кайла пытается разрушить ее брак. Но этот брак — фикция.
— Вы хорошо говорите по-английски.
Конюх рассмеялся от удовольствия.
— Я работал в Англии, давным-давно, в очень хорошей конюшне очень важных людей. Мечтал быть английским жокеем. Но я слишком толстый! — Конюх прижал руку к животу и закатил глаза. — Люблю поесть.
— Ну, конюшни здесь безупречные, и погода намного лучше, чем в Англии.
— Там все серое, — согласился он. — Но я обожаю вашу рыбу с жареной картошкой! А, вот и он.
Малик радостно заржал, когда Эбби погладила его по морде.
— Привет, друг, — прошептала она, зарываясь лицом в его гриву.
— Вы ему нравитесь.
«Ну, по крайней мере, хоть кому-то», — подумала Эбби, поддаваясь жалости к себе.
И тут она увидела человека, которого меньше всего хотела сейчас видеть.
На Кайле была юбка-карандаш и лодочки на шпильках, то есть она пришла сюда не ради лошадей.
Эбби невозмутимо улыбнулась. Школьный опыт гадкого утенка научил ее: нельзя показывать врагам, что им удалось тебя уязвить, потому что они питаются твоей болью и твоим страхом.
— Доброе утро, Кайла! — сказала она бодро.
Ее тактика имела успех, потому что злорадство, глубоко запрятанное в глазах соперницы, сменилось злобой и раздражением.
— Как вы съездили в Англию, домой? Вы же, наверное, скучаете по дому.
— Конечно, скучаю, по семье, по друзьям.
Но по Зейну она скучала гораздо сильнее. За какие-то несколько дней в Лондоне она так истосковалась по его рукам, по его губам.
— Тогда я удивлена, что ваш визит был таким коротким.
Эбби прикрыла глаза и покачала головой. Нет, французский стиль фехтования явно не по ней, ей бы сейчас кувалду в руки.
— Вообще-то, я искала вас. Кажется, у меня ваша вещь.
Она протянула ладонь, на которой сверкала бриллиантовая сережка.
Улыбка Кайлы была такой же неискренней, как и ноты сочувствия в ее голосе.
— О, дорогая, мне так жаль. Я не хотела, чтобы вы узнали об этом таким пошлым образом.
К удивлению Кайлы, Эбби улыбнулась в ответ.
— Узнала о чем? О том, что вы в отчаянии и от этого готовы на самые гнусные и опрометчивые шаги?
Сочувственно-торжествующая улыбка сползла с лица Кайлы.
— Вы, вероятно, не знаете, но у меня был роман с Зейном до того, как вы поженились.
— Ваши приспешники ткнули мне это в лицо на второй день пребывания.
— Но вы не знаете, что он продолжается… Мы все еще вместе, — сказала Кайла, вдевая сережку в ухо.
Глядя на это злобное лисье личико, Эбби почувствовала жгучий стыд за ту единственную секунду, когда она сомневалась в себе и в Зейне.
— Если вы хотите убедить меня, что прошлую ночь провели с моим мужем, то даже не пытайтесь. Он слишком уважает себя… и меня.
Эбби верила в это. Может быть, Зейн и не любил ее, но все его поведение снова и снова показывало ей, что он очень ценит ее.
В глазах Кайлы сверкнула злоба.
— Знаете, в чем ваша прелесть? В новизне. А знаете, в чем ваша проблема? Новизна быстро перестает быть новой. — Кайла помолчала. — Вы любите его, полагаю?
— Да.
Эбби удивилась, как легко ей было сказать это даже в лицо недоброжелателю.
— Ну что ж, надеюсь, это поможет ему пережить обвал рейтинга. — Она насладилась шоком в глазах Эбби и неспешно, смакуя удовольствие, продолжила: — Да, это большой удар. Но чего вы ждали? Об этом все предупреждали и Зейна, и его отца. Вы всегда будете чужой здесь. И вы всегда будете напоминать его… скажем так, небезупречную мать. — Кайла подошла вплотную и прошипела: — Ты ставишь крест на его карьере. И, если ты действительно любишь его… — Она отступила на шаг, снова сама элегантность, и любезно спросила: — Вы же помните, где здесь аэропорт?
Она грациозно развернулась на своих непомерных каблуках и пошла прочь.
Эбби не могла шевельнуться. Она понимала, что Кайла пытается манипулировать ею, но это не означает, что ее слова не имели смысла. Зейн с самого начала считал, что этот брак упрочит его политический авторитет, но что, если он ошибался? Что, если она действительно непоправимо разрушает его политическую карьеру?
Голова горела, тело бил ледяной озноб.
Но она уже решила, что ей нужно делать.
Зейн в шоке смотрел на записку. Случайный клочок бумаги, кривые строчки, чернила расплылись от слез.
Она ушла. Она все-таки ушла от него!
Он никогда не гонялся за женщинами, не собирался и сейчас.
Все эти ночи он не мог уснуть — ему не хватало ее запаха, ее тепла рядом.
Но без нее жизнь будет намного проще.
Он не позволит ей сделать с ним то, что его мать сделала с отцом. Она сломала его, лишила его воли, заставила забыть свою страну…
Но разве Эбби была такой?
Зейн будто очнулся.
Она поддерживала его, ничего не требуя взамен. Он не пережил бы последние недели без ее участия. Она не отнимала. Она давала.
И теперь она ушла.
Зейн сорвался с места. Ему потребовалось пятнадцать минут, чтобы отследить все ее перемещения по дворцу и выяснить, что она разговаривала с Кайлой на конюшне, после этого попросила отвезти ее в аэропорт и сразу же уехала.
Звонок в аэропорт подтвердил его подозрения. Он распорядился, чтобы ее ни при каких условиях не пускали на борт, сам сел за руль джипа и помчался вдогонку. Выезд из города был намертво перекрыт манифестантами, требовавшими отмены сокращения расходов на здравоохранение… Кажется, брат даже с того света пытался разрушить его жизнь. Зейн на полном ходу сделал разворот и помчался обратно во дворец.
Эбби привела себе тысячу аргументов, что ее жизнь не кончена, что она еще вся впереди, но ни один не сработал. Ее жизнь ускользала от нее, таяла, как городские стены в зеркале заднего вида, неслась в сторону дворца с клубами песка.
— Мне остановиться, амира?
Очнувшись от горьких мыслей, Эбби подняла голову.
— Простите?
Водитель указал назад. Эбби повернулась, и сердце ее застучало так же часто, как и копыта мощного коня, гнавшегося за машиной.
— Нет! Ни в коем случае!
Но скакун уже намного обогнал машину.
— Не останавливайтесь!
