ниже, проследив витой рисунок до живота.
– А этот?
– Это, – прерывисто ответил он, – залив, где я родился.
Горячие губы проследили течение залива до пупа, и молодец не сдержался, стиснул ее волосы, неосознанно толкая ниже.
– А здесь? – выдохнула коварная ведьма, глядя на него исподлобья.
– Знак… рода… Имя первого конунга Севера…
И знак рода тоже был покрыт влажными поцелуями. Но узор продолжался ниже, туда, куда манил жар. И жар этот пек сильнее, чем камни в бане. По обнаженному телу капельками стекал пот, напряженные мышцы проступали под кожей. Йага помедлила, не решаясь коснуться последнего рисунка, теряющегося в волосках под животом.
– А там, – едва слышно прошептал Рьян, – символ мужской силы…
– Да? – невинно переспросила чаровница, прижимаясь к нему губами.
– Да-а-а…
От увиденного у Зорки дыбом встали седые космы. А рассмотрела она все ох как хорошо! Потому что как раз изгнала болезнь и согрелась настолько, чтобы взволноваться за дочь. Старая ведьма кликнула Йагу, а когда та не отозвалась, выглянула из избы. Пошла к топящейся бане, а там…
– Ты!
На месте прокляла бы проклятого! Да не так, как ему досталось, а так, чтобы уже никого и никогда не полапал! Ее доченька, свет очей, единственная отрада, стояла на коленях над нагим северянином, а он крепко сжимал пятерней волосы на ее затылке и… и…
– Убью! – И мигом исполнила бы обещание, да вот беда: к старости колдовство ослабело, а после хвори так и вовсе почти пропало. Зорка за шкирку оттащила от распутника Йагу. – Ты! Ты!
А нахалка словно и не понимала, что натворила! Сначала не удержалась и упала на локти, а потом поднялась и, нет бы зареветь, спокойно села на скамью подле рыжего!
– Матушка, да что с тобой?
– Со мной что?! Да ты… Да он… тебя…
И вот Лихо дернуло Рьяна за язык. Он ляпнул:
– Пока нет, но как раз собирался.
Ведьма взвыла. Попыталась расцарапать поганую харю, но Йага не пустила. Старуха бессильно вцепилась в собственные космы и вырвала несколько пучков.
– Я берегла тебя! Защищала от… от… от таких вот! Немедля иди в избу, немедля! Век за порог не пущу! В печь засуну!
– Нет.
– Что?!
Йага встала в полный рост. Выросла девчушка. Ажно на две головы выше стоптавшейся за десятилетия матери.
– Нет. Я тебе не раба, а живой человек. Ты меня из лесу не выпускала, так теперь еще и дома запереть хочешь?
– И запру! Как есть запру! Птенец неразумный!
Ведьма попыталась насильно уволочь своевольницу, но не сдюжила.
– Я люблю тебя, матушка. Но всякому птенцу когда-то из гнезда улетать приходится.
– Куда?! Куда тебе улетать?! Ничего хорошего за нашим лесом и нету! Ты повидала людей в Черноборе, мало? Хочешь, чтобы в следующий раз и тебя в жертву богам принесли?
– А сегодня я видала, что бывает с теми, кто дальше своего порога идти не решается, – тихо ответила ведьма. – И это мне тоже не по нраву.
Рыжий осторожно, оберегая ногу, поднялся со скамьи и прикрылся подсохшей одеждой, чтобы вконец не свести с ума старуху. Замер за плечом Йаги, и стало ясно: попытайся Зорка увести дочь против воли, сначала придется его на части порвать.
– И что же? Ты с ним хочешь? К ним?! К людям?!
Тьма крыльями сгущалась за спиной древней ведовицы. Но колдовство не могло ее ни в воздух поднять, ни чудищем обратить. Только пальцы скрючились птичьими когтями и почернели.
– А если и к ним, – бесстрашно вздернула подбородок Йага.
– К тем, кто раз от тебя уже отказался? Кто выкинул и диким зверям на съедение оставил?! – крикнула Зорка.
Крикнула и осеклась.
– Что сделал?
Йага покачнулась, но Рьян придержал ее под локти, и лесовка устояла.
– Умишка у тебя мало! Делай, что сказано!
– Меня… отнесли в лес… люди? Я не рождена лесом?
Глубже пролегли морщины на щеках Зорки, запали глаза.
– Ты дар леса. Мой дар. Лес тебя мне принес.
Рьян неловко придвинулся к Йаге. Пусть уткнется в его грудь, пусть выплачет недобрую весть. Но она не заплакала. Только желтые звериные глаза потускнели.
– Кто моя мать? Настоящая мать, – помедлив, спросила она.
Руки Зорки по-старчески задрожали. Она плотнее запахнула вязаный платок на плечах.
– Не ведаю.
– Не ведаешь, – повторила лесная госпожа. – И хотела, чтобы я не ведала тоже.
– Хотела…
– Значит, и правда мне место среди людей.
Из дома Йага уходила гордо. И так же гордо, не позволяя себе больше причитаний, смотрела ей вслед Зорка. Только сухие губы зашевелились, когда северянин оглянулся. И с губ тех черными горошинами сыпались проклятья. Рьян ковылял, опираясь на костыль, чтобы не тревожить больную ногу, а лесовка шагала с ним рядом, низко опустив плечи. Если бы матушка сказала что-то еще… хоть что-нибудь… она бы нипочем не покинула родной лес. Но матушка молчала.
Глава 12
Другая сторона
На опушке леса Рьян остановился. Остановилась и Йага. Он притянул ее к себе, положил подбородок на темя и долго стоял так. Наконец сказал:
– Со мной пойдешь.
Ведьма хмыкнула. Лучше хмыкать, чем слезы лить.
– Просишь или спрашиваешь?
– Ни то, ни это. Просто говорю. Со мной пойдешь. Я Рада попрошу, у него дом большой. А потом… потом и у меня большой дом будет.
– Нет. Я сама от матушки ушла и то… то, из-за чего ушла, тоже сама делала. Никто не неволил. Так что и устроюсь без подмоги, не стану тебе обузой.
Рьян закатил глаза и закрыл ей рот. Наперво ладонью, а там и поцелуем. Прежде только одна девка с ним спорила. И, надо признать, спор выиграла, если судить по колдовской метке на щеке. Но теперь он точно знал, как убедить ведьму в своей правоте, и крепче поцеловал упрямицу. Йага застонала в поцелуй и попыталась вырваться, но он не пустил. Со сломанной ногой или с целой, а северянин всяко сильнее. Ведьма забилась, как рыбешка на берегу, но с каждым мгновением трепыхалась меньше и наконец сама обняла его за шею.
– Со мной пойдешь, – повторил Рьян, оторвавшись от ее губ. – Поняла?
– Поняла, – слабо кивнула лесовка.
На скулах ее горел лихорадочный румянец, уста блестели от влаги, и северянин не вытерпел, снова накрыл их своими.
* * *
Как ни было унизительно Рьяну просить усмаря Рада об услуге, а делать нечего. Он наказал Йаге не вмешиваться и оставил ждать во дворе, а проситься на постой пошел один. И готов был как к простому отказу, так и к драке. Ишь, нашелся
