могуществом общения с небесными силами. Когда туземные мастера закончили, Дуглас Макартур оказался семи футов ростом и с неестественных размеров носом. В течение восьми дней его деревянный идол, уггурвалагана на местном языке, вел наступление (2) на царство духов. Крестьяне при этом распевали гимны, наливались кукурузной водкой, известной как чича, и жгли семена какао, над тлеющей золой которых поднимались клубы дыма. И только шаман, погрузившись в состояние транса, был свидетелем развернувшегося метафизического сражения. Он сообщал, что души нудзуган надели для камуфляжа хаки и выстроились в боевой порядок. Аборигены развесили на деревьях ловушки для злых духов и изготовили из подручных средств слезоточивый газ. Генералу Макартуру поручили недвусмысленно дать понять поникана, что крестьяне не несут ответственности за разрушение их домов. Островитяне призвали четырехзвездного деревянного генерала использовать весь свой талант, чтобы остановить эпидемию и устранить причиненный американцами ущерб.
В то время как сражавшийся на Филиппинах Макартур прослыл одиноким волком – командиром с большим самомнением и склонностью к независимым решениям, его двойник в панамских джунглях воплощал собой коллективную власть. И хотя само племя куна было разделено на множество фракций, деревянный генерал возвысился над ними, примирив островитян с их противниками. С учетом того, что панамское правительство принуждало индейцев к ассимиляции, а на их земли наложило лапу не только государство, но и американцы, крестьянам надлежало выступить единым фронтом. В 1945 году вожди племени собрались на мероприятие, получившее название «Генеральный конгресс народа куна». Вскоре после этого некий американец, обосновавшийся в Зоне Панамского канала, случайно обнаружил брошенную деревянную фигуру генерала Макартура, вырезанную для ритуала в Айлиганди. По прошествии восьми дней нудзуганы вернулись с линии фронта домой, вновь обретя привычный статус фигурок с целебными свойствами, а о гигантском Макартуре все и думать забыли. Другие изваяния генерала, используемые во время аналогичных апсогед, бросили в море или оставили гнить в джунглях, чтобы вырезанный из бальсы генерал не приобрел чрезмерного могущества, не стал слишком опасен и не вышел из-под контроля. После выполнения возложенной на него задачи из груди Макартура надо было вырвать божественную душу – разрушительным влиянием природы и времени.
Некий американский этнограф нашел на острове Уступо еще одного выброшенного на помойку истории Макартура. Хотя тело генерала сожрали термиты, голова и плечи остались в целости и сохранности. Некоторое время спустя его перевезли на Манхэттен и определили на местожительство в Американский музей естественной истории. Идол из Айлиганди в конечном итоге оказался в Огайо, в коллекции музея Денисона. В 2016 году Макартур под присмотром охранника стоял по стойке смирно на синем фоне, гармонировавшем с его невероятным френчем, – бесценным экземпляром выставки под названием «Жизнь человеческая».
#2
«В былые дни мы утром и вечером поклонялись (3) портрету нашего императора, считая его божеством, но теперь молимся на Макартура», – писал в датированном 1 января 1950 года письме генералу пожилой школьный учитель из отдаленного района японской префектуры Аомори. Ровно за четыре года до этого император Хирохито издал «Декларацию о человеческой природе», также известную как Нинге-Сенген. Этот его указ газеты и радио разнесли по всему миру. Макартур, после капитуляции Японии под конец Второй мировой войны назначенный главнокомандующим союзных войск и взявшийся за насаждение в стране демократии через свое авторитарное правление, призывал Хирохито отказаться от статуса божества. Стремясь к стабильности, Макартур решил не упразднить трон, потому что это могло бы отворить двери для коммунизма, а изменить статус Хирохито как лица «священного и неприкосновенного». Первую версию речи Хирохито набросали британский ученый доктор Реджинальд Г. Блайс и американский офицер, бывший преподаватель Колумбийского университета подполковник Гарольд Хендерсон – два друга, питавших живейший интерес к японской поэзии. Хендерсон утверждал, что придумал речь во время обеденного перерыва, потом вернулся в отель, лег на кровать, взял в руки блокнот с карандашом и представил, что от статуса живого божества предстоит отказаться не императору, а ему самому. Впоследствии в текст внесли правку советники Хирохито, а немного и сам Макартур.
Спустившись с небес на землю, Хирохито отправился в поездку по превращенной в руины стране (4), дабы донести до ее жителей идеи «человеческой природы». Но если раньше он разъезжал на белоснежном коне, то теперь ходил пешком по улицам в поношенном костюме, галстуке и пальто. В былые времена он жил в статусе укрытого от любых невзгод трансцендентного божества, а теперь сам держал в руке зонтик, когда шел дождь. Еще совсем недавно Хирохито, так никогда и не представший перед судом за военные преступления, считался солнцем, слишком ярким, чтобы на него смотреть, а теперь комментаторы указывали на его щуплое телосложение, сутулые плечи, безвольный подбородок, какой-то клочковатый волосяной покров на лице и близорукий прищур. Взяв за образец смены имиджа британскую королевскую семью, Хирохито нарочито старался выказывать интерес к повседневной жизни простых людей и заводить вежливые разговоры. Но из-за своей жалкой неловкости выглядел столь неуместным в земном мире, что в глазах многих это еще больше усиливало его принадлежность к небесам. Будто жалея его, японские подданные костлявого императора перед его появлением по-прежнему старательно наводили порядок, желая отгородить от реальности, в результате чего за ним вскоре закрепилось прозвище Метла.
Если Хирохито низвели до ранга поверженного божества, то, когда время вымело пепел войны, образовавшуюся пустоту в некоторой степени стал заполнять собой генерал Макартур. В очках-авиаторах и с небрежно торчавшей изо рта хрестоматийной трубкой из кукурузного початка, генерал, теперь уже пятизвездный, усиленно овладевал законами авторитета и власти. А когда мимо проезжал его мотоциклетный кортеж, японские солдаты уважительно от него отворачивались, будто от солнца, слишком ослепительного для их глаз. Быстро организовав продовольственную помощь, дабы накормить миллионы голодавших, он вскоре стал предметом уважения и почитания со стороны японцев. Сей новоявленный сегун написал собственную «Конституцию Макартура» и приступил к реализации целого ряда либеральных реформ в вопросах земли, образования, здравоохранения и прав женщин. На фоне всеобщего смятения и руин капитуляции для многих японцев этот вражеский военачальник стал воплощением мира, надежды и таланта превращать поражение в моральную победу. Отдел обработки корреспонденции в его штабе в центре Токио, разместившемся в здании страховой компании «Дай-Ичи Жизнь», был завален сотнями тысяч адресованных Макартуру писем, многие из которых говорили о превращении ненависти в любовь.
«На моей памяти я еще никогда не видел в чьем-то лице такой бесконечности», – писал в своем послании некий скульптор, предлагая в дар генералу бронзовый бюст. В лике Макартура, угловатом, но в то же время круглом, художник узрел целую вселенную и приложил все усилия, дабы это запечатлеть. «Некоторые сильные и активные элементы внешности генерала я
