и, если бы не немцы, любившие угощать союзников плетками, а при случае даже применявшие оружие, вряд ли знатоки венских штруделей и вальсов Штрауса задержались бы в Одессе надолго: через несколько дней их бы и след простыл.
После встречи с Криворуковым Григорий Иванович, еще не избавившийся от последствий «испанки», быстро пошел на поправку, – еще вчера и позавчера казалось, что под ногами совершенно нет земли, ушла она, и он ощущал себя человеком, повисшим в воздухе, лишенным дела, друзей, привычной среды обитания, – а сейчас это исчезло: и земля твердая была, и друзья появились, и дело боевое, требовавшее твердости, решительности, возникло, а с делом наметилась и ясная цель, которую обязательно следовало достичь.
Человек, имевший на руках документы помещика Золотарева, обиженного большевиками, взял под свой контроль железную дорогу, добывал оружие, занялся подпольной типографией, – такая очень была нужна большевикам, – и вскоре в городе начали появляться издевательски острые, едкие листовки, читая которые, оккупанты начали боязливо оглядываться: а не засадит ли кто-нибудь из-за угла им булыжником по голове?
Отряд свой Котовский разбил на пятерки, люди его сделались почти неуловимыми, их словно бы не было нигде, и одновременно они были везде, оккупанты ощущали это каждый день. Контрразведки их с ног сбились, выискивая в подвалах, в домах, чуть ли не в печных трубах, в подземельях и на чердаках одесских супостатов: где они? – и не могли найти – не было их!
А подпольный отряд Котовского тем временем рос не по дням, а по часам и вскоре увеличился до двухсот пятидесяти человек. Сам Котовский, глядя на мельтешню немецких, французских, румынских, деникинских контрразведок, выходил из большого гостиничного номера, снятого недавно, – в номер этот могла вместиться половина его отряда, – и, покуривая изящную трубку, вырезанную из корня вишневого дерева (увлечение трубкой у него успешно сочеталось с гаванскими сигарами), насмешливо щурился: ищите, господа, ищите. Максимум, что вы найдете, – пару пуговиц, оторвавшихся от ваших штанов во время поисков.
Он знал, что контрразведчики усиленно гоняются за ним, его имя едва ли не на заборах пишут, оккупанты недовольно морщатся, слыша фамилию Котовского, а одесситы восторженно аплодируют – он сделался народным героем.
Несколько раз проверяли и его документы, но богатый помещик Золотарев, здорово обиженный большевиками и еле ушедший от них, обязательно оказывался вне подозрений.
А между тем иностранные гости забеспокоились, засуетились в нешуточной тревоге: большевистская пропаганда начала здорово действовать на их солдат, и настолько серьезное сложилось положение, что непрошеным гостям пришлось даже создать специальный комитет по борьбе с большевистской агитацией.
Печатная продукция большевиков выплескивалась на иностранных солдат захлестывающим валом, контрразведкам было понятно, что против них работает целая типография и типография немаленькая, которая выпускает и листовки, и политическую литературу, и прокламации, что регулярно появляются на одесских заборах и стенках домов, и ходовые брошюры на немецком и французском языках, смысл которых был заключен в одном: господа оккупанты, отправляйтесь поскорее домой, пока руки-ноги целы, вас в Одессу никто не приглашал.
Дело было поставлено с размахом: листовки находили в своих карманах даже деникинские офицеры, не говоря уже о ридикюлях гувернанток и кошелках горничных, которые на рынке закупали продукты для своих хозяев.
Результат не замедлил сказаться: французские солдаты, например, перестали выполнять приказы своих командиров, а некоторые из них, знакомые с учением Маркса, заводили в частях разговоры о мировой революции – неплохо бы, дескать, и родную Францию сделать свободной и равноправной. Долой баронов, сыплющих жирную перхоть на пиджаки, мучителей-графьев, измывающихся в своих поместьях над нищими крестьянами, растолстевших заводчиков, не выплачивающих зарплату рабочим…
Такие настроения очень не нравились командующему войсками Антанты на юге России Бертело, он даже ставил вопрос о том, что неплохо бы наиболее крикливых и упертых петухов поставить к стенке и устроить показательную казнь.
Именно Бертело разослал по странам-союзникам телеграммы с просьбой прекратить на время присылать новые войсковые силы в Одессу – в связи с разложением солдат.
Кстати, после этой телеграммы к причалам Одесского порта не пришвартовался ни один транспортный французский пароход: в Париже испугались происходящего в Одессе.
Отряд Котовского не только распространял подпольную литературу и листовки, но и охранял типографию, работавшую в катакомбах у села Куяльник. Вход в катакомбы был очень хитро замаскирован, находился в одном из сельских домов.
На Куяльник, а также на села Нерубайское и Усатово нацелились сразу несколько контрразведок – видимо, кто-то навел их на подземные пещеры, шепнул, что там установлены печатные станки, но точного адреса не сообщил. Хотя и обнадежил:
– Найти типографию также просто, как съесть пару яиц в мешочке.
Деникинцы знали, что такое яйца в мешочке, а вот французы – нет, поэтому они походили немного поверху, потопали ногами, пытаясь обнаружить внизу подземные пустоты, попринюхивались – не несет ли оттуда типографской краской, и отбыли в Одессу, а вот деникинцы, румыны, гайдамаки старались по-настоящему, до седьмого пота – буквально на четвереньках ползали, осматривали каждый курятник, каждый угол, в некоторых домах, показавшихся им подозрительными, даже полы вскрывали – стремились отличиться, найти супостатов и получить обещанное союзническим командованием вознаграждение. Да только ничего у них не получилось, типографию они не нашли.
А если бы нашли, то неведомо, как бы все обернулось – отряд Котовского принял бы бой, и потери с обеих сторон были бы немалые.
Но нет, не тянули ни деникинцы, ни крикливые румыны на ищеек – искать подземные клады они не умели.
Котовского специально пригласила к себе секретарь подпольного областкома Соколовская, пожала руку:
– Григорий Иванович, если бы у большевиков были ордена, мы бы наградили вас орденом. А пока примите сердечную благодарность подпольного областкома.
Не знала Елена Соколовская, что ордена большевистские, боевые, уже есть, и Котовский заработает их целых три, – Красного Знамени, будет он иметь и другие награды, но все это – в будущем…
А пока он был бойцом подполья, болел за Одессу, которую любил, за земляков своих бессарабцев, томившихся в здешних тюрьмах, готов был молиться за тех, кого не стало – расстреляны либо повешены контрразведкой, и очень хотел, чтобы на бульварах здешних перестала звучать чужая речь…
Так контрразведчики и не нашли подпольный комбинат, производивший печатную продукцию и принесший так много неприятностей иноземцам, они даже чесаться начали, будто в штанах у них завелись блохи (может быть, завелись даже в сапогах), и только когда они покинули Одессу, стало известно – типография находится под землей в Куяльнике, – ищейка дала верный след, но дальше следа дело не продвинулось.
Все четыре дня, пока шли обыски, рабочие не выходили из-под земли, сидели там, как шахтеры, а люди Котовского охраняли их.
Явки Котовского работали безотказно, сбоев не было, но поскольку отряд у Григория Ивановича был большой, боевые пятерки действовали
