пихала Вюнша.
Он проснулся раньше нее и первое, что предстало перед его глазами после пробуждения, это ее обнаженная спина. «Маленькая коричневатая родинка на правом плече – вчера я ее не заметил…» Хольгер положил руку на плечо Хелены, накрыв ладонью эту родинку. Вопреки ожиданиям Вюнша, мираж не растаял – он действительно прикасался к теплому и вполне вещественному плечу спящей девушки. Спина Хелены вызвала в Хольгере странную ассоциацию с белой писчей бумагой, которую приносил с работы отец, когда Вюнш был еще совсем ребенком. Хольгер часто делал из нее кораблики.
Девушка пошевелилась и он, боясь ее разбудить, отдернул руку.
– Положи руку обратно на плечо.
«Интересно, как давно она не спит?». Некоторое время прошло в молчании. Наконец Хольгер задал не дававший ему покоя вопрос:
– А как это произошло?
Он прекрасно помнил вчерашний вечер, но причинно-следственные связи не выстраивались в голове. Хелена повернулась к нему лицом, не забыв попутно въехать коленом ему в бедро. Глаза девушки остались закрытыми, но она начала говорить:
– Ты был уставшим и грустным, опять проиграл мне в шахматы и немного выпил. Возможно, ты даже посчитал меня красивой. Я тоже была уставшей, кроме того, мне было очень одиноко, а ты был рядом, и мне было с тобой хорошо.
– Ты красивая.
Она приоткрыла один глаз и внимательно посмотрела на него.
– Лжешь…
– Нет, не лгу.
Вновь установилось молчание. Хелена, как показалось Вюншу, задремала, да и он сам начинал проваливаться в сон. «Хорошо, что вчера нашлись фотографии! Хорошо, что сегодня никуда не надо!»
Воцарившуюся тишину прервал стук в дверь. Хольгер глянул на часы и чертыхнулся – было десять утра, а в это время в субботу обыкновенно приходил домовладелец с уборщиками. Вюнш натянул брюки, вышел в прихожую, сделал глубокий вдох и открыл дверь.
– Доброе утро, господин Вюнш. С вами все в порядке?
Обыкновенно к этому времени Хольгер уже не спал и встречал домовладельца полностью одетым.
– Доброе утро, господин Дрекслер. Да, все хорошо, только чувствую себя неважно.
Господин Дрекслер – полный седеющий мужчина, лет на двадцать старше Хольгера – озабоченно цокнул языком:
– Простудились? С такой дрянной весной, как в этом году, заболеть – раз плюнуть.
– Скорее всего.
– Принести вам аспирин или еще одно одеяло?
– Нет, спасибо большое, у меня все есть.
Вюнш чувствовал себя школьником, рассказывающим учителю душещипательную историю о том, почему он не сделал заданные на дом прописи.
– Впустите нас для уборки или нам зайти попозже?
– Попозже, если позволите. Лучше всего в понедельник.
– Хорошо, тогда зайду в понедельник. Выздоравливайте, господин Вюнш…
Закрыв дверь, Хольгер привалился к ней спиной и простоял так примерно с минуту, а после этого вернулся в спальню и увидел, что Хелена уже надела белье и блузку. Когда он вошел, она отложила юбку и, выпрямившись, спросила:
– Ты хочешь, чтобы я ушла?
Занавески были задернуты, но через небольшую щель между ними пробивался луч солнца, освещавшего погожее апрельское утро. Этот луч делал видимыми пылинки, летающие в воздухе, и упирался в фигуру Хелены, бросая свет на ее волосы, черты лица, на все ее тело. Хольгер не хотел, чтобы она уходила.
– Тебя никто не хватится? – спросил он через два часа. За это время они успели позавтракать скромными домашними запасами Вюнша и один раз сыграть в шахматы. Хольгер опять проиграл, но прогресс был налицо. Теперь он смог втянуть Хелену в долгую позиционную борьбу, в которой ему просто немного не повезло в эндшпиле.
– Моя соседка сама бывает в нашей квартире настолько редко, что не заметит моего отсутствия, а больше у меня в Мюнхене никого нет.
– Тебе сегодня надо куда-нибудь?
– Да, в три часа. Сегодня в пивной «Погреб Совета» на Мариенплатц будет митинг. Я должна буду помочь в организации. Потом я приду в «Охотника» и ты, скорее всего, меня обыграешь.
Она широко улыбнулась.
– Ловлю на слове!
– А какие у тебя планы? Как ты обычно проводишь выходные?
– Скучно я их обычно провожу. Я вообще человек скучный – люблю читать и слушать музыку, иногда хожу на концерты или в театр… А сейчас я очень скучно хочу тебя поцеловать…
Когда Хелена ушла, он понял, что попал в клетку, которой избегал большую часть своей жизни. Хольгер включил радиоприемник, откинулся в кресле и закурил. Была половина четвертого.
Воспоминания мощным потоком накрыли его сознание. Вюнш вновь увидел обнаженную Лили Моргенштерн. Им было по семнадцать лет, и они всерьез думали, что это и есть любовь. В тот вечер все случилось так стремительно и странно, что они даже не успели ничего понять. Держание за ручку внезапно переросло в испуганный взгляд – для нее это тоже был первый раз. Хольгер не помнил, почему они расстались, но на Войну его уже провожала другая.
Марлен Кальтц была настоящей красавицей из хорошей семьи, нравилась родителям Хольгера и перестала писать уже к весне 15-го года. Он почему-то не смог вспомнить ее лицо. Первое время Вюнш еще думал, что что-то случилось, что у нее есть веские причины для молчания, но честное до жестокости письмо отца однозначно указывало на то, что вескими причинами был нотариус средних лет и состоявшаяся несколько недель назад свадьба Марлен с ним. На следующий день, во время атаки, Хольгер бросился из окопа с твердым намерением закончить свою жизнь с ее именем на устах. К вечеру у него был лишь разорван рукав до локтя и обожжено изменой сердце. После этого туман Войны надолго заслонил от Вюнша солнце теплых чувств.
Много позже в Киле он встретил дочь аптекаря Клару Мариенхофф. В то время Хольгер представлял из себя жалкое зрелище – механизм, работающий вхолостую. Общение с ней будто зачеркивало предыдущие годы, снимало черную пелену с его глаз. Глядя на Клару, Вюнш видел, что его жизнь может пойти по-другому, может перестать быть непрерывной борьбой со своим прошлым.
Он действовал аккуратно, чтобы не спугнуть и не разрушить свою столь иллюзорную возможность счастья, но стальной сапог реальности ударил его под дых. Испанка забрала Клару из мира за три дня. Он стоял на ее похоронах, и реальность утекала сквозь пальцы. «Ведь могло же получиться…»
С тех пор Вюнш никого не мог полюбить. Делал несколько попыток, но все они были скоротечны и безуспешны. Армия научила Хольгера самого заботиться о своем быте, поэтому в жене-домохозяйке он не нуждался, а постель в совсем уж холодные ночи он находил с кем разделить. И вот теперь Хелена Кренц колотила в дверь, закрытую уже больше десяти
