с блестящими темными локонами до плеч, в шалфейно-зеленом костюме от Burberry.
У нее были волосы с пробором посередине, заправленным за уши, в стрижке, которую можно было сделать только с помощью линейки.
Ее лицо украшало нейтральное выражение, а осанка была гордой и прямой.
— Добрый день. — Голос ее звучал почти роботизированно. Не обязательно плохой для человека, который не любил homo sapiens. — Закари?
К сожалению.
Я слегка поклонился, отошел в сторону и жестом пригласил ее войти.
— Эйлин.
Все мои внутренности сжались при мысли о том, что она может попытаться обнять или поцеловать меня.
К счастью, она прошла внутрь с практической легкостью, не потрудившись взглянуть в мою сторону, когда ставила свою черную сумку Ferragamo на шкафчик.
Она сняла туфли на каблуках, аккуратно сложила туфли Malone Souliers и поставила их рядом с дверью.
Вокруг ее горла обвился шарф Hermès, призванный укрыть нежную кожу от солнца.
Она развязала его, завязав шелк в модный браслет на запястье.
Я поджал губы, подавляя гримасу. Как будто моя мать лично ее воспитывала.
— Я не отниму у тебя много времени. — Слова прозвучали с практической легкостью, как будто их произносили десятки раз. Сколько свиданий вслепую пришлось пережить Эйлин, чтобы достичь такого уровня роботизированности? — Если ты можешь одолжить мне ожерелье, я уже иду. Я сообщу нашим матерям, что мы поговорили и пришли к выводу, что наши планы на будущее не совпадают. Однако я была бы признательна за ожерелье. Сегодня вечером состоится благотворительный вечер в честь святого Иуды, и твоя мама будет задавать вопросы, если я его не надену.
Я хотел только одного: отправить ее в веселый путь и уйти из моей жизни с этим ожерельем.
Но я дал обещание жениться на выбранной мамой невесте, а Эйлин была полным набором. Пиньята с хорошими манерами и превосходным воспитанием.
— Не хочешь сначала осмотреть дом? — спросил я сквозь стиснутые зубы. — В конце концов, ты же проделала весь этот путь.
Мы стояли в восьми футах друг от друга, и никто из нас не хотел преодолевать это расстояние.
— О, правда. Я не хочу навязываться.
Перевод: пожалуйста, не заставляй меня страдать еще секунду.
— Ты не навязываешься. — Мои губы едва шевелились, пока я говорил. — Фондовый рынок закрывается через пятьдесят минут, а я уже отработал сегодня.
Она уставилась на меня так, словно я только что заявил, что каждый вечер купаюсь в кошачьей моче, чтобы расслабиться.
— Ты заканчиваешь рабочий день в четыре?
— Я работаю все часы дня, — уточнил я. — И по ночам. — На случай, если ты когда-нибудь захочешь попросить у меня хоть немного времени в качестве жены.
— Ты всегда такой расслабленный? — Она нахмурилась, но потом разгладила свое выражение лица.
Я не стоил того, чтобы морщиться.
— Только сегодня. — Я заставил себя улыбнуться, и во рту у меня взорвался кислый вкус. — Ну что? Не хочешь присоединиться ко мне?
Эйлин слегка напряглась, выдох пролетел мимо ее губ, слишком поспешный.
Очевидно, она надеялась, что я не стану спрашивать.
— Я приму экскурсию, спасибо.
Она не хотела быть здесь так же, как и я не хотел, чтобы она была здесь. Тот факт, что мне не придется оттаскивать ее от себя, странно успокаивал.
Быстро кивнув, я повернул голову в сторону восточного крыла.
Мы прогуливались на значительном расстоянии друг от друга, и я рассказывал скучные анекдоты и факты о каждой комнате и предметах искусства, украшавших ее.
Эйлин кивала в нужные моменты, делая вид, что ей не все равно, но я часто ловил ее на том, что она проверяет свои тонкие кожаные Cartier.
Я мог бы сделать хуже, чем жениться на человеке, который не хотел бы находиться со мной в одной комнате. На самом деле, я предпочитал это альтернативе.
Отбиваться от нуждающейся жены казалось новым кругом ада.
Когда мы шли в столовую, я заметил Фэрроу. Как же я хотел предоставить ей свободу в первый день.
Она стояла на коленях в коридоре и оттирала стойкое пятно грязи с фарфоровой плитки.
Я уже привык видеть ее в таком состоянии — потная, с птичьим гнездом на голове, одежда в пятнах от обесцвеченных пигментов.
Она выглядела жалко. Продукт бедности и истощения. Полная противоположность мне и моей благовоспитанной гостье.
И, как я понял впервые, она была так чертовски красива, что у меня перехватило дыхание.
С ее резкими чертами лица, золотистыми волосами и искрящимися голубыми глазами. А отросшая челка — немного волнистая и неуправляемая — делала ее похожей на крутую девушку с двойного разворота Vogue.
Эта мысль поразила меня.
Я никогда не восхищался людьми.
И уж точно никогда не восхищался ими за что-то столь временное, как их красота.
Это хорошо. Это нормально.
Пока ты помнишь, что она — средство достижения цели, а не реальная трехмерная личность, ты можешь восхищаться ее внешностью.
Чтобы доказать свою правоту, я обошел ее стороной, словно она была лужицей блевотины, и с усмешкой посмотрел на нее, пока вел Эйлин по коридору.
— Ты пропустила место.
Фэрроу подняла на меня глаза, несомненно, мысленно укоряя меня.
— Извините, босс, но вы — постоянный гость.
Вот она.
При ее словах Эйлин издала тоненький вздох и повернулась, чтобы посмотреть между нами.
Я остановился на перекрестке между столовой и гостевым крылом, не сводя глаз с моей новой экономки.
— Мистер Сан для тебя.
Фэрроу прислонилась к стене и сдула прядь волос с глаз, оценивая нас с Эйлин.
Ни одна ее часть не выглядела пристыженной или расстроенной тем, что ее увидели в таком виде. У наших ног. Натирая пол до блеска.
Она наклонила подбородок и оскалилась в зубастой ухмылке, направленной на Эйлин.
— Он сказал тебе, что он отстой в Го?
Из ее уст это прозвучало так, как и предполагала мама: "Го" было кодом для чего-то другого, а она только что обвинила меня в том, что я плох в постели.
Эйлин вскинула брови к линии роста волос, ее тонкие пальцы поцеловали ключицу.
— Ты позволишь ей говорить с тобой в таком тоне?
— Надеюсь, что нет. — Фэрроу взяла тряпку и продолжила оттирать. — Я мечтаю, чтобы он меня уволил.
Удивительно, но мне захотелось поучаствовать в ее влажных мечтах.
На самом деле мне трудно было представить, чего бы я хотел больше, чем смотреть на нее с раздвинутыми ногами, обнаженную, показывающую мне, какая она мокрая.
Я официально сошел с ума. Я плыл глубоко в мутные, неизведанные воды с этими чужими мыслями и неконтролируемыми желаниями.
С тряпки на мой босой
