лицу. Как по мне, вы решили все испортить до того, как дали этим отношениям еще один шанс.
— Ничего не было.
— Неужели мне надо проверить твои трусики, мокрые они или нет, а Мисс Врушка? Потому что у твоего лица такое состояние словно по нему прошлись пескоструйкой!
— Ладно-ладно, ничего особенного. Мы просто целовались.
— Просто целовались?
— И… трогали друг друга, прижавшись к стене.
Он выдыхает.
— Это не ничего.
— Это не секс.
— Но это и не медленно.
Я знаю, что он прав, но признать это – выше моих сил.
— Что ты хочешь, чтобы я сказала, Трис? Что это было глупо? Да. Знаю ли я, какого черта делаю с ним? Абсолютно, нет. Видела ли я порнографические сны с ним сегодня ночью? Черт возьми, да. Достаточно честно для тебя?
Я прижимаюсь к его груди, и он крепче обнимает меня, опуская свою голову на мою.
— Милая, я не пытаюсь вести себя, как придурок. Я просто не хочу, чтобы все снова пошло не так. Я знаю, что он, наверняка, переворачивает все внутри тебя наизнанку, но если ты поторопишься, то с тобой случится то же самое, что и с ним – ты испугаешься и дашь заднюю. И я уверен, никто из вас не хочет этого, так же?
— Да. Но когда бы я ни оказалась рядом с ним, я вижу лишь его и это пугает меня. А когда мы расстаемся, мне начинает казаться, что так нам будет лучше, и это тоже пугает меня.
Он гладит меня по руке.
— Страх естественен в этой ситуации, но главное – не позволять ему управлять собой. Испуганные люди либо закрываются и избегают причину своего страха, либо злятся и выходят из себя. Плохие новости для вас с Итаном в том, что вы испробовали уже оба варианта и ни один из них не увенчался успехом. А самая большая трагедия в том, что с самого момента вашего знакомства, вы безумно влюблены друг в друга и потратили слишком много времени на упрямое отрицание этого.
Я закрываю глаза, и я абсолютно не в восторге от того, как у меня сжимается все в груди от этого разговора. Трис вздыхает.
— Ну и, если тебя это утешит, — говорит он тихо. — одну вещь эти дневники доказывают точно – он всегда любил тебя.
Я смеюсь.
— Даже когда разбивал мне сердце?
— Ага. Даже тогда. В смысле, только послушай эту запись шестилетней давности.
Канун Нового года. Я едва ли могу функционировать с таким большим количеством мыслей в голове. Я чувствую себя безумцем. Я все думаю: что, если бы она исцелила меня? Если кто-то и смог бы, так это она. Я боюсь следующего года. Это будет дурацкая шарада, в которой я буду притворяться, что не хочу ее. Меня утомляет лишь одна мысль об этом. Я едва сдержался, когда она написала мне на Рождество, а это было всего лишь какая-то эсэмэска. Как, черт побери, я буду сопротивляться ей, когда она будет прямо передо мной? С грустными глазами, дрожащими губами и разбитым сердцем.
Часть меня надеется, что, когда я увижу ее снова, она сломается и начнет умолять меня быть с ней. Если она сделает это, я ни за что не смогу ей отказать. Пожалуйста, сделай так, чтобы она начала умолять меня. Нет, стоп, не надо. Черт! Я ненавижу это. Я хочу содрать с себя кожу. Счастливого гребаного Нового года!
Истории о его переживаниях прошлого никак не облегчают мои нынешние переживания, но каким-то образом знание того, что он был так же несчастен, как и я, доставляет мне странное удовлетворение.
Тристан переворачивает страницу.
— А вот тут его новогодние обещания:
Перестать думать о Кэсси. Перестать мечтать о Кэсси. Перестать представлять Кэсси, когда я мастурбирую. Быть добрее к маме и сестре. Стараться не представлять, как я бью отца по лицу каждый раз, когда он говорит что-то раздражительное. Больше бегать. Меньше пить. Быть лучшим человеком. Ради Кэсси.
Он убирает дневник и смотрит на меня.
— Ты должна признать, несмотря на свои страхи, парень был полностью одержим тобой.
— Это не оправдывает того, что он сделал.
— Я не думаю, что он хочет твоего прощения. Думаю, он хочет, чтобы ты поняла, что он был сбит с толку.
— И был тупицей.
— Ну да, еще тем тупицей. Ты только посмотри, ты даже меня заводишь – добросовестного любителя членов. Я понятия не имею, почему этот вспыльчивый гетеросексуальный паренек думал, что он может вообще как-то противостоять одержимости тобой.
Он продолжает листать страницы. Я лежу на месте и слушаю его ровное сердцебиение, пытаясь разобраться в своих чувствах к Итану.
— Трис?
— Хмм.
— Думаешь, такое возможно, что родственным душам, которые любят друг друга, не суждено быть вместе.
Он с секунду ничего не говорит, и потом убирает дневник.
— Думаю, лучше сформулировать вопрос иначе: думаешь ли ты сама, что это возможно?
Я не отвечаю ему, потому что, если я признаю, что у меня промелькнула такая мысль, маленькая искорка надежды внутри меня потухнет и умрет.
14
СТРАСТЬ
Пять лет назад
Округ Вестчестер, Нью-Йорк
Дневник Кассандры Тейлор
Дорогой дневник,
Люди – странные существа. Мы лжем каждый день тысячью разными способами. Самая распространенная ложь «Я прочитал правила и условия». Вторая по распространенности – «Я в порядке».
Некоторые люди считают, что актеры – просто профессиональные лжецы, которым платят за создание личностей, которые не являются их собственностью. Мы создаем героя из своего воображения, интерпретируем чьи-то слова, одеваемся в чью-то одежду, превращаемся в другого человека на долгие часы, дни, месяцы. Мы искусны в обманывании людей, но не так искусны в обманывании самих себя.
Самые опытные актеры хранят все свои составляющие в в маленьких коробочках, и достают их в бесконечном параде различных вариаций.
Раньше у меня это неплохо получалось и на сцене, и в жизни, но с тех пор, как мы с Итаном расстались, мои мысли путаются. В импровизированной картотеке, где я храню мои чувства к нему, отсек с надписью «Любимый» теперь надежно заперт. Как и отсек «Мой парень». Отсек с надписью «Друг» подрагивает и грозится открыться, но он так раздавлен под словами «боль» и «обида», что практически захоронен.
Я не говорю больше о нем. Ни с Руби. Ни с мамой. Ни даже с Элиссой, с которой я откровенничала дольше всех, потому что она всегда искала встречи со мной. Разговоры о нем поддерживали крошечные
