в горло каждому, кто посмеет эту независимость оспаривать, я ощутил неприязнь.
– Так вот почему вы вели себя так агрессивно?
– Верно. И мне было бы гораздо приятнее, если бы вы оправдали мои ожидания.
– А я не оправдала?
– Сам ваш приезд означал, что Иван вам небезразличен. Мне казалось, что вы без сожаления выкинули его из своей жизни, но то, что вы здесь, на Мадагаскаре, говорило об обратном. Иван рассказывал о вас только хорошее, и я все спрашивал себя почему. Теперь понимаю, что вы не такая, какой мне представлялись. Вы приехали и сами оказались в опасности, однако продолжаете добиваться ответа на вопрос, почему погиб Иван, и я… В общем, я хочу попросить прощения за то, что плохо о вас думал.
В этот момент Физа, до того мирно дремавшая, внезапно вскочила и зашипела. Следом за этим раздался стук в дверь и на пороге возник улыбающийся Вуалау.
– Вас просить на Главная площадь! – сказал мальчишка, сияя широкой, от уха до уха, улыбкой.
– А что там, на площади? – спросила я.
– Хира-гаси приезжать!
– Вам повезло, – заметил Тахир, допивая свой кофе. – Увидите местный колорит во всей полноте!
– Это что-то ужасное, да?
Незнакомее слово «хира-гаси» звучало для меня примерно как «харакири».
– Напротив, – возразил он. – Хира-гаси – традиционные музыкальные представления. Иногда туристы видят их в Тане, но то – всего лишь суррогат для европейцев, а вы услышите настоящую малагасийскую музыку. Валиха[8], содина[9], кабоси[10] – этих инструментов нет нигде в мире!
– Странно, что они начинают вечером, – продолжал Тахир, поднимаясь. – Обычно представления продолжаются с утра до темноты…
– Староста хотеть, чтобы вы с мадам тоже присутствовать! – перебил Вуалау. – Вы сказать, что уехать завтра на целый день, поэтому он просить специально для вас!
– Как мило с его стороны, – заметила я. Не ожидала такого знака внимания от практически незнакомого человека!
– Вы идите с Вуалау, – предложил Тахир, – а я побреюсь и к вам присоединюсь, ладно? Не хочу появляться на людях в таком виде!
Мы вышли в прохладный сиреневый вечер. Небо было покрыто облаками, но не похоже, что пойдет дождь: птицы весело щебетали в ветвях деревьев, хотя я их и не видела, и все дышало спокойствием и умиротворенностью. Воздух наполняли запахи цветущих растений и готовящейся на огне пищи. Никогда раньше я не видела столько детей – как будто несколько детских садов и школ одновременно распахнули свои двери, выпустив на улицу толпы малышни разных возрастов и размеров!
– Прямо пионерский лагерь! – восхищенно пробормотала я, глядя, как ребятня с воплями носится по деревне, гоняясь за собаками, лемурами и друг за другом.
Повсюду горели костры. Жители деревни предусмотрительно разожгли их подальше от домов, на «главной площади». Если честно, то это открытое, засыпанное песком место мало походило на площадь в общепринятом смысле, однако с точки зрения безопасности являлось идеальным. Вокруг каждого из костров полукругом рассаживались люди, а на двух деревянных помостах, возведенных на скорую руку (утром их и в помине не было), видимо, и предстояло выступать хира-гаси.
– А почему две сцены? – обратилась я к Вуалау.
– Потому что два труппа, – объяснил мальчик. – Они драться… как это сказать?
– Состязаются?
– Ну да, состязаются между друг друга.
– Они поют по очереди?
– Петь, танцевать и говорить – много представление! Зритель решать, кто побеждать.
– Интересная традиция.
– Очень древний традиция. Много сто лет назад наш первая король, Андрианампоинимерина, использовать музыкантов, чтобы люди лучше слушать его политический выступление. Потом группы выступать одни, без король, представлять политическая шутка…
– Сатира?
– Сатира, – кивнул он, – вместе с музыка и танцы. Вам понравится!
Я сомневалась. Незнание языка определенно помешает мне получить удовольствие от представления, не говоря уже о политической сатире, ведь я понятия не имею о том, что представляет собой Мадагаскар на мировой арене. До того дня, как я ступила на красную почву острова, он был для меня всего лишь «прекрасным далёко», как в детской песенке, и я даже не думала о том, что там живут люди со своими нуждами и стремлениями, с каким-то там правительством и прочими атрибутами нормальной страны. Самое большее, о чем я имела представление, были проживающие на острове лемуры! Тем не менее я готова была с честью выдержать все, что мне предстояло увидеть и услышать, в основном чтобы не осрамиться перед Тахиром Догрой.
Занятая своими мыслями, я не заметила, как вокруг собралась целая толпа ребятни. Круглыми, широко раскрытыми блестящими глазенками они смотрели на меня, улыбаясь и щебеча что-то на своем языке. Ручонки тянулись к моей голове, и я поняла, что их заинтересовали мои светлые волосы. Их коснулось такое количество детских ладошек и пальчиков, что, будь кудри длинными, точно пришлось бы несколько часов отмокать в душе. К счастью, я со школьной скамьи ношу короткую стрижку, а натуральный блондинистый цвет привлекал темнокожее маленькое население, как мух липовый мед.
– Вы пользуетесь популярностью, – услышала я голос сверху и подняла глаза. Надо мной, уперев руки в бока, стоял Тахир. Он был чисто выбрит, густые волосы с блестящими в них каплями воды зачесаны назад – в целом выглядел он посвежевшим, несмотря на тяжелый рабочий день и потрясение, вызванное гибелью Марселя. Он что-то сказал детям, и они с явной неохотой поднялись с корточек и удалились, с любопытством оглядываясь через плечо.
– У малагасийцев очаровательные дети, – заметила я. – И их так много!
– Это правда, – согласился он. – Когда у малагасийца четырнадцать детей, это дает ему право на переход в благородную касту.
– Я думала, касты есть только в Индии!
– Местные касты похожи на индийские. К примеру, андриана, или благородные – что-то типа индийских раджпутов. Между прочим, о кастах тут говорить не принято, но даже в фамилиях, по приставкам «андриана», «рандриана» или «ра», можно определить таких людей. А еще есть хува, или свободные, и андеву.
– А почему не принято говорить о кастах? – поинтересовалась я.
– Потому что их как бы уничтожили при колониальном режиме.
– Но они существуют?
– Отчасти. Здесь не поощряются неравные браки, а выходцы из низших каст редко получают хорошие должности, будь они хоть семи пядей во лбу. Поэтому для мальгашей так важно «облагородить» собственные корни. На постоянном месте жительства сделать это невозможно, ведь они знают всех своих предков до седьмого колена и соседи осведомлены об их родословной, так что никого не обманешь. Зато при переезде ситуация меняется.
– Или при наличии четырнадцати детей! – пробормотала я.
– Верно. Но даже при появлении седьмого ребенка отец получает право на всеобщее уважение.
