не забыли? Уж им досталось не меньше. Прошли через опиумные войны, когда нацию превращали в наркоманов, были под японцами, пережили культурную революцию и голод.
Что такое выдернули из русской хребтины, что тело осело аморфной жижей и пробудиться не может?
В разгар праздника прискакал фельдъегерь. Меня срочно вызывают в Санкт-Петербург и не только меня. Рослин с Пуадебаром тоже приглашены, только не прямо, а как «лица, возглавившие свои направления ученых изысканий и опытов». Это плохо. Как бы не переманили.
Собрал их и сказал:
— Други мои, есть испытания бедностью, и есть испытания почестью. Так последнееопаснее. Каждый из вас поклялся быть со мной в одной семье. Так что помните об этом.
Все уверили в трезвости взглядов и в понимании.
Через два дня, закончив празднование масленицы, мы с Аленой и учеными пустились в путь, меняя лошадок на станциях.
В Санкт-Петербурге о прибытии доложили офицеру канцелярии. Я подал рапорт, в котором изложил роль каждого. Заселились в квартиру при нашей конторе и стали ждать.
На третий день нашего пребывания нас вызвали в Михайловский замок. Очевидно, это наиболее пригодное место для обсуждения пиротехники. Я мрачен. Своих людей светить в мои планы не входило. А не исполнить царский указ не могу. Зато мои все в радостном волнении. Особенно механик Пуадебар рад, что его вспомнили. Даже выглядит моложе. Пока ждали, прошлись по лавкам, купили достойные обновки для всех. Так что со мной весьма солидная команда ученых. Как таким господам не взять отдельных экипажей?
По прибытии я быстрым шагом иду впереди. Волчья короткая шуба развевается. Волчий хвост мотается сзади на шапке. Рыхлый снег летит из-под рыжих высоких ботинок, в которые заправлены штаны. Весьма вызывающе и непривычно на фоне франтов во фраках и шинелях. Это не армейские шинели, это вид дорогих и обширных пальто.
Нас не заставили долго ожидать. Рядом с Государем человек сто, свита и местные начальники. Зал большой, всем просторно. За настороженностью я плохо слушал поздравительные речи.
Алена оказалась права. Поток милостей излился на мою команду. Рослину пожаловали личное дворянство, три тысячи рублей ассигнациями и тысячу в год пенсиона. Такие доходы делают его совершенно самостоятельным финансово. В месяц больше восьмидесяти рублей. Чуть больше, чем имеет армейский подполковник. Семья не будет знать нужды. Хороший ход.
Французу и мне дали по ордену Святой Анны четвертой степени. Мне пожаловали на два чина выше имеющегося — чин титулярного советника. А Ивану Ивановичу еще пять тысяч рублей. Не забыли и водолазов. Каждому вручили медали за «Храбрость и усердие», по сто рублей денег. Власу, кроме того, «полное прощение, если где виновен был до сего момента».
После меня приватно оставили для короткой аудиенции.
— Мои братья посетили испытание вашей взрывчатки, которую научился делать Засядко. Очень впечатлены, — молвил Александр Павлович, — ваше стремление к секретности все отнесли к чудачествам, что допустимо людям ученым и творческим. Они так переменчивы в своих стремлениях.
— Разве я дал повод, Ваше Императорское Величество, к сомнениям?
— Вы не передумали отправиться в путешествие?
Все-таки жена права. Неужели боятся, что сбегу? Я и так бросил на алтарь государства, почти все, что имел. Только бы не задавили тот росток, который я пестую.
— Ни в коем случае, напротив, я уверен, что экспедиция принесет огромную пользу Отечеству.
— Похвально. От себя я дарю вам десять тысяч рублей на подготовку. Вы же с супругой поедете? Берегите ее. Знаю, что вопросы у вас есть. Но у меня нет права на ответы. Могу только сказать, что вероятно следует отправиться раньше намеченных сроков. За сим, прощайте, Зарайский и помните о своей присяге Николаю.
— Прощайте, Ваше Императорское Величество.
Внизу офицер вручил мне саквояж с деньгами и бумаги на чин.
Мои радуются, особенно Химик.
— Это все благодаря вам, Андрей Георгиевич.
— Нет, это благодаря нам. Что-то грандиозное можно сделать только вместе. И обещаю, что это не последние почести. Будут и другие. Но лучшая награда, это когда мы нужны друг другу и ценим это.
— Но все же это приятно, — улыбается Иван Иванович, — признание дорого.
— Дают, бери, бьют — беги, — изрек я солдатскую мудрость.
— Простая и глубокая мысль, — задумался Рослин, — она показывает независимость от источника даров или невзгод.
— Андрей Георгиевич, за нами хвост, — в окошко кибитки заглянул Игнат.
— Что это значит? — Побледнел новоиспеченный дворянин.
— А это значит, что в покое вас не оставят, не взирая на заслуги, чины и награды. Всегда найдутся те, которым желательно наше отсутствие в этой жизни. Уж больно дела серьезные мы делаем. Поэтому и прячемся на болоте. Противники есть и внутри и снаружи. И лучше для нас, если это англичане или французы.
— Но это цивилизованные народы! Как можно?
— Да так и можно. Сунут отравленный стилет в бок, и будете потом Апостолу Петру доказывать, кто прав и не прав.
Я вспомнил Рудольфа Дизеля, которого убила немецкая разведка по дороге в Англию, чтобы секреты и планы не передал. Даже удивительно, что нас до сих пор только вербовать пытаются. Надо не лишать их надежды. Так время выиграем.
Вечером я заехал к Засядко, выправил нужное письмо для получения смол и всего прочего на заводе. На следующий день поехали знакомиться с поставщиками, получили часть нужного, а на остальные поставки договорились, как это в России водится. Егор докладывает, что чужие топтуны нас водят. Велю не трогать шпиков и даже не показывать, что они обнаружены.
С обозом долго ехать. Лошадкам нужен отдых и корм. Егор устроил охрану грамотно. Нас поджидал свой десяток на первой же станции за Питером. И очень вовремя. От Питера за нами на расстоянии держатся шесть человек преследователей. Близко не подходят. Зато мои рвутся разъяснить незнакомцев. Я запретил. Велел дождаться более укромного места, если не отстанут.
Дожидаться не пришлось. На станции ко мне подошел старый знакомый с английским акцентом. Одет элегантно. По моде, но не вычурно.
— Здравствуйте, Андрей Георгиевич.
— И вам здравия, господин хороший. В прошлый раз вы так и не представились.
— Разве? Мистер Смит к вашим услугам.
— Ах, ну конечно. Как там дела в матрице?
— Не имел чести бывать. Должно быть чешский город?
— Вроде того.
— Ирония присуща умным людям. Но не хочу занимать ваше время. Могу я задать вам несколько вопросов?
— А можно, я сначала задам?
— О, пожалуйте.
— Это ваши люди преследуют нас?
— Ну что вы, они охраняют. Возможно, они слишком заботились о вас, и вы их увидали. Простите им это упущение.
— Бог простит. Задавайте свои вопросы.
— Могу я узнать,
