Устроил операционную. Оперирую не часто, о чем очень сожалею. Много времени дела отнимают. Жду от тебя известного человека, о чем тогда говорили. А то наркоз масочный не столь удобен, как наш. Имею и выезд с четверкой лошадей.
Арина мне во всем помощница. Одевается совершенно по-европейски, но со вкусом, какой ты ценишь. Поставила себе зароком подражать твоей супруге. Ей от меня нижайший поклон. Сказал бы, что соскучились, и то истинная правда, но некогда по-русски посидеть, все что-то находится для рук. Да и Арина не даст спокойной жизни. Об том после подробней напишу. Есть новость великая по ней. Она непраздна. Говорит, будет мальчик.
Приезжал сушей ко мне Федя. Произвел фурор. Ты его сейчас не узнаешь. С ног до головы в мехах и золоте, но выдержан в казацком вкусе. С ним два десятка негров и метисов, так же одетых с дикарским шиком. Все оружием обвешаны. Разговаривали с Диего, потом плясали пляски, которые казаки наши ни за что за свои не признают. Просил отписать тебе, что поручение твое он выполняет. Когда посчитает все сделанным, то хочет сам с докладом в Санкт-Петербург к тебе прибыть. Сын его на попечении в хорошем доме в Монтевидео.
Пиши ответ сразу, как письмо мое получишь. Не тяни, а то я тебя знаю.
P.S. Лангсдорф прислал мне бумаги на чин и поручения. Но, ей Богу, вернуться не обещаю. Возможно, ты меня осудишь, но тут свободнее во всех отношениях, климат здоровей, а народ проще. Все время думаю, что ты приплывешь с Еленой Петровной, и заживем прекрасно все вместе. А то присылай мне своих староверов, устрою им колонию.
Твой брат Сергей».
Я положил листок на стол. В памяти чилийское солнце, горы и снег, море и загорелые лица.
— Что же он про срок не пишет? — возмущается Алена.
— Какой срок? Ах, беременность, — рассеянно говорю я, — да уж родит когда-нибудь.
— Это же самое главное! Очень, думаешь, интересно слушать про пляски. Напиши и спроси.
— Пока письмо дойдет, она уже родит.
— Чудно как, — подал голос Веретенников, — на другом краю света написали, а мы здесь читаем.
— Чудно будет, если они там напишут, а мы через пять минут прочитаем. А то и поговорим.
— Как в сказке? Это только у бабок-шептуний на воду глядеть, может, что и увидишь.
— Не только. Если поможешь, придет время, с любым городом в миг переписываться будешь.
— Нечто и такое можно? — замер с открытым ртом Михаил.
— Можно. И не так сложно, как кажется. Поможешь?
— Да если такое будет, то все цены знать будем, все товары через агентов возьмем и свои продадим.
— О, голова уже в нужную сторону думает. А пока человека отправляй. Помнишь, говорили? Чтоб комар носа не подточил. Документы выправить с легендой.
— Уже продумали. На лечение отправится ученый наш. Ждет команды, как манны небесной. Никифор ваш расстарался. Запас ангидрида и вся лабораторная посуда упакованы.
— Тогда не мешкай. Видишь, наши ждут.
— А ты о чем думаешь? — Спрашивает меня Алена.
— О воздухе, огне и связи.
Утром я отвез ее в Зимний, дождался, когда встретят. А сам направился в Аничков дворец, где назначена аудиенция. Ждать долго не пришлось. Меня провели в небольшую комнату. Николай Павлович сразу приступил к делу:
— Мне доложили о происшедшем. Я хочу услышать о ваших невзгодах от вас лично. Единения с народом не вышло?
— Я не знаю сути доклада. Но расскажу как есть, — вздохнул я, — самые доверенные лица соблазнились на высокие доходы и решили действовать самостоятельно. Я ни слова не сказал и решил собрать тех, кто еще желает остаться со мной. Таких оказалось большинство.
— На вас было покушение?
— Да, пуля попала в индейский медальон, какой я Вам показывал.
— Это событие обросло забавными легендами.
— Ничего фантастического.
— Бунтовщики убиты?
— Мои люди защищали меня. Кто из изменников держал оружие, тот погиб. Остальные изгнаны с моей земли без прочего ущерба.
— Как получилось, что за вами пошли, не имея чаяний на обогащение? Или сведения о золоте все же просочились?
— «Поистине велик тот, с кем каждый чувствует себя великим», — вспомнил я любимого мной Честертона, — даже если проболтался кто-то, это не изменит ситуацию. Они надеются на счастливую жизнь. Я даю им такую надежду. Они ждут признания. Со мной они его получают без учета чинов и званий.
— Вы забыли историю. Чернь кусает кормящую руку и разрывает на части благодетелей.
— Очень даже помню. Кусает, когда ничем не занимается. А если все время движение вперед, то не до кусаний. Все стремятся вместе с тобой к звездам и к славе.
— К звездам, в смысле, к орденам?
— Нет, в смысле, к бесконечности. Тогда все равно, что на столе и что надето на теле. Есть высшая цель. И самые резвые находят себе применение. А кто задумает кусать, тому в зубы. При всеобщем одобрении.
— Свежий взгляд. Прогресс, как скрепа для народа.
— Именно. Только в движении можно найти свое место. А это стремление вперед или война с внешним врагом.
— Но тогда нужно ставить все новые и новые цели, давать новые идеи?
— И я собираюсь этим заняться.
— С вашими капиталами это под силу. Но все же кроме благих пожеланий и красивых речей о благе народа есть еще что-то. И мысль эта не дает мне покоя. Найдите для меня то- же, что искали в Америке. Статую или книги, икону или перстень, не знаю. Должен быть ключ.
— Пока подвижек нет.
— Поймите, Зарайский, я хочу управлять народом, который понимаю. И который понимает меня, — Государь посмотрел в сторону.
«Страшно далеки они от народа». Так можно сказать про любую российскую власть. И я не хочу, чтобы так говорили про меня.
Конец второй книги
