остаюсь в каком-то полуобморочном состоянии.
Чувствую, как ветер обдувает лицо. Слышу голоса, но, честно, разобрать их не могу.
Поскрипывает кожа на сиденьях в машине, а еще меня греют чужие объятия.
Теплые. Мягкие. Приятные.
Становится так спокойно. Полный штиль. Закрываю глаза.
Темно. Тихо. Хорошо…
* * *
Открываю глаза уже в палате. В руке капельница, голова все еще тяжелая, но боли нет. Смотрю на свою грудь, прикрытую тканью больничной сорочки, и только потом чувствую чужое присутствие.
Не без труда поворачиваю голову.
Евгений сидит в кресле у окна. Судя по обстановке, я в ВИП-палате отстроенного в том году корпуса центральной больницы. Шума тогда было, говорили, что на ее постройке очень много денег отмыли. Даже следствие было. Виновных, естественно, не нашли.
— Привет, — Евгений взмахивает рукой, — ты как?
— Время!
Вдруг осознаю, что в палате горит свет, а значит, на улице уже стемнело.
— У меня же в три встреча с юристом, — резко пытаюсь подняться, но почувствовав легкое головокружение, падаю обратно на подушку. — Черт.
— Полегче. Тебе нужно выспаться. Что? — реагирует на мой взгляд, видимо. — Так врач сказал. Не я, — Евгений улыбается, и переставляет кресло к моей кровати.
— Что со мной вообще?
— Обморок на фоне нервного истощения. Ты, когда последний раз нормально спала и ела?
Поджимаю губы. Нормально, наверное, в тот вечер, когда мама приезжала. Но спала той ночью все равно от силы часа три с половиной. Остальное время ворочалась. Вспоминала свадьбу, СМС от любовницы мужа, его угрозы…
— И я о том. Судя по всему, давно.
— Спасибо, — вздыхаю. — И извините еще раз.
— Не принимай так близко к сердцу. Сказала и сказала. Ты не первая так думаешь, — Евгений ухмыляется и вытягивает ноги прямо под мою кровать.
На нем нет пиджака, только рубашка, рукава которой закатаны до локтя, а первые пять пуговиц расстегнуты. Судя по торчащим в этом вырезе узорам, на груди у него тоже есть татуировка.
Снова вздыхаю, чуть дольше задерживая взгляд на выглядывающих рисунках.
Снегур соображает, куда я смотрю и улыбается шире.
— Я сведу и эти, — смеется. — Или давай лучше тебе бабочку на пояснице набьем, красиво будет, — мечтательно, но очень наигранно вздыхает, а потом ржет еще громче. — Улыбнись, снежная королева. Хоть разочек.
Вымученно растягиваю губы в улыбке.
— Так гораздо лучше. Расскажешь, что у тебя там происходит? Что за драма с Антиповым?
Прослеживаю его взгляд. Смотрит он на мои синяки, те, что на запястье и предплечье.
Ежусь.
— Все нормально. Мы просто разводимся.
— Так он поэтому на часть твоего бизнеса претендует?
— Что? — снова вскакиваю, но теперь уже обратно на подушку не падаю. — Что он делает?
— А ты не знала? — Евгений хмурится.
— Это же невозможно. Незаконно…
— Первоначальный капитал его был. Денег попросит, скорее всего, на суде. Либо захочет войти в долю. У него своего ничего нет. Все на мать, да на теток оформлено. Максимум юридическая контора его, но там ловить нечего. Сама понимаешь. Насколько цена твоего бизнеса выросла за три года? Потянешь откупиться?
— Вы сказали, что мне нельзя нервничать, а сами…
Ловлю себя на том, что чувствую обиду от его слов. Он будто специально меня во все это погружает. Какой-то реакции хочет…
— Ну ты же ничего не рассказываешь. Вот я и накидываю темы. Шоковая терапия. В тебя столько лекарств влили, обратно в обморок не грохнешься. А дело серьезное. Так что?
— Не знаю. Смотря какая сумма.
— Ну если машину твою по закону тоже как совместно нажитое поделят, продавать тебе больше нечего. Ваш с матерью дом почти ничего не стоит. Прости, я слегка навел справки, — снова улыбается. — Ты слишком долго была в отключке. Мне же нужно было чем-то заниматься.
— К чему вы клоните?
— Давай-ка обратно на «ты». А то чувствую себя дедом каким-то. У нас с тобой девять лет разницы, не сорок.
— Вам тридцать семь?
— Угу, — кивает и тянется к тумбочке, на которой стоит минералка. — Где у них стаканы? — крутит головой, пока сворачивает крышку. — Я тогда так, не против? — прислоняет горлышко к губам.
— А вы…то есть ты, не знаешь никакого толкового юриста, чтобы проконсультироваться. Только не тех, что на Илью работают.
— Да я тебя и сам проконсультирую.
Кривлю губы, мол, ну ясно все.
— Ладно, не дуйся. Найдем кого-нибудь. А лучше скажи нашему Илюше, что спишь со мной, он сразу пыл поумерит.
Вздрагиваю и чувствую, что краснею.
Спасибо, за совет. Только вот он и так уже в этом уверен. Я же к кошельку потолще переметнулась.
Эскортница какая-то прям.
— Он же на вас работает.
— Чем вы занимаетесь?
— Инвестициями, — Снегур загадочно улыбаетесь.
— Врете.
— А ты выкаешь, — пожимает плечами.
— Чем ты занимаешься? В городе о тебе не самые приятные слухи ходят. Все боятся.
— Это плохо, — хмыкает. — Плохо, что боятся. Ты, судя по всему, тоже?
— Я еще не определилась.
— Да определилась. Обвиняла же — снова сияет как золотая монета.
— Я извинилась. Мне от тех слов очень паршиво.
— Верю. Поэтому и не обижаюсь. Иногда люди попадают туда, потому что зарабатывая большие деньги, хотят честно работать и не хотят делиться. Иногда, они за это теряют что-то более ценное…
Евгений отворачивается. Пару секунд смотрит в окно, потом на меня.
— Мою жену и дочь убили, а вот я оказался живучим, — понижает голос и смотрит на свои ладони. — Первые три года в тюрьме мне постоянно мерещилась кровь на ладонях. Жена прямо на моих руках умерла, дочь через три часа в больнице, ранение не совместимое с жизнью...
Слушаю его и трясти начинает. Он говорит без эмоций. Будто фильм пересказывает. Но это на первый взгляд. Потому что в глазах у него Армагеддон происходит, и все на своем пути в пепел превращает.
— Потом менты сразу появились, так, случайно. Соседи якобы выстрелы слышали почти сразу, как я в дом зашел. Скрутили, в больницу поехать с дочькой не дали. Я уже у следака на допросе узнал, что она..., — Евгений хмурится. — А дальше все, как обычнно. Мой бизнес, оказывается, стал с криминалом связан. Плюсь двойное
