и потом неприятно через других что-нибудь сделать. Все читают. Простите, что касаюсь таких вопросов, но не могу иначе. Вся Ваша жизнь меня интересует. Знаю, как Ал. Влад. (Сыробоярский) о Вас заботился, а теперь где хлопотать? куда обратиться? кого спросить? Никто ответа не даст, а если ответ будет, то обидный, жестокий. И сколько сидят без денег и ничего не поделать. Работу себе искать?
Есть несчастные офицеры-герои, которые дрова носят, на жел. дорогах работают, потом опять на службу ходят, чтобы семью голодающую накормить. Это безумно больно и тяжело. Вот свобода, до чего она нас довела. Идеал, революция, республика… Могут гордиться чудными, честными, справедливыми законами. И церковные свадьбы не считаются больше. Надеюсь, патриарх свое словечко скажет. Итак, мы кончили 1917 год. Дай нам Господь Бог перерождение и светлые дни в новом году. Дочери начнут год в кроватях – заболели вчера утром краснухой.
От государыни императрицы Александры Феодоровны
М.М. Сыробоярской[333]
Тобольск, 4 января 1917 г.
Давно о Вас ничего не знаю. Беспокоимся. Понимаем, трудное положение. Как поживает бедная Знаменская? Знаю, что сестра (государыня императрица) послала ей маленькую помощь и не хочет, чтобы ее благодарили. Дайте только мне знать, когда она получит[334]. Все Вам кланяются. У детей краснуха, но не страдают. Помоги Вам Бог. Крепко целую.
А. Ф.
От великой княжны Ольги Николаевны
М.А. Обух[335]
(Открытое письмо. «Терской обл. Кисловодск. Померанцевская, 15. Марии Андреевне Обух». Почтовые печати: 1) Кисловодск (дата неразб.); 2) На почт, марке в 5 коп. (дата неразб.)
Тобольск, 6 января 1917 г.[336]
Очень обрадовалась прелестной карточке маленького[337]. Спасибо, что вспомнили. Все здоровы. Где брат? Шлю Вам и Вашему мужу[338]сердечный привет и пожелания.
Ольга.
От великой княжны Марии Николаевны с припиской великой княжны Анастасии Николаевны одному из бывших раненых офицеров, находившихся на излечении в (Феодоровском) лазарете их имени в Царском Селе[339]
Тобольск, 6 января 1918 г.
Горячо благодарим за поздравление и открытку, которая напомнила лазарет. Как поживаете? Не болят ли Ваши старые раны? Желаем всего хорошего в Новом году и надеемся, что на новой службе Вам не будет слишком трудно. Шлем сердечный привет.
М.
Храни Вас Бог. Часто вспоминаем.
А.
От государя императора Николая Александровича великой княгине Ксении Александровне[340]
(Надпись на конверте: «Заказное. Крым, Таврической губ. Ай-Тодор. Великой княгине Ксении Александровне». Этикетка заказ, письма: 3. № 447. Тобольск. Почт, печать: Тобольск. На обрат, стороне: Кореиз Тавр. губ. 26.1.18. Написано на почтовой бумаге с именным вензелем) Тобольск, 7 января, 1918 г.
Милая, дорогая моя Ксения!
Очень обрадовала ты меня своим письмом, сердечное тебе за него спасибо.
Нам тоже бывает так отрадно получать от вас письма. План устройства гостиницы и распределения будущих должностей между вами – мне понравился, но неужели это будет в вашем доме?
Тяжело чрезвычайно жить без известий – телеграммы получаются здесь и продаются на улице не каждый день, а из них узнаешь только о новых ужасах и безобразиях, творящихся в нашей несчастной России. Тошно становится от мысли о том, как должны презирать нас наши союзники.
Для меня ночь – лучшая часть суток, по крайней мере, забываешься на время.
На днях в отрядном комитете[341] наших стрелков обсуждался вопрос о снятии погон и других отличий, и очень ничтожным большинством было решено погон не носить[342]. Причин было две: то, что их полки в Царском Селе так поступили, и другое обстоятельство – нападение здешних солдат и хулиганов на отдельных стрелков на улицах с целью срывания погон.
Все настоящие солдаты, проведшие три года на фронте, с негодованием должны были подчиниться этому нелепому постановлению. Лучшие две роты стр. полков живут дружно[343]. Гораздо хуже стала за последнее время рота стрелк. полка и отношения их к тем двум начинают обостряться.
Всюду происходит та же самая история – два-три скверных коновода мутят и ведут за собой всех остальных.
С нового года дети, за исключением Анастасии, переболели краснухой, теперь она у всех прошла.
Погода стоит отличная, почти всегда солнце, морозы небольшие.
Поздравления тебе к 24-му, дорогая Ксения[344].
Крепко обнимаю тебя, милую Мама и остальных всех.
Остаюсь с вами.
Сердечно твой, Ники.
От государыни императрицы Александры Феодоровны
М.М. Сыробоярской[345]
Тобольск, 8 января 1918 г.
В такое страшное, мучительное время думаешь, что все церкви были бы переполнены в П(етрограде), но нет, почти совершенно пусты. Что же это такое? Как же не прибегнуть к Тому, от Которого все зависит? Если к Нему не обращаться – кто же спасет? Как чудны эти молитвы 6 января (Крещение Господне).
Так молилась, чтобы Господь дал разум, премудрость и страх Божий всем людям, чтобы Дух Господень нашел бы на всех. Боже, как все Христа распинают. Как Он ежечасно страдает из-за грехов мира… За нас Он умер, страдал и так мы ему отплатили!.. Больно на душе, вглубь смотреть, читать все в душах безумных слепцов… И Та, за всех страдающая, видит этот ад, рыдания своих детей, приносит Сыну своему все слезы и моления тех, которые еще не забыли прибегнуть к Ней за помощью, участием и предстательством. Ее, которая Его для нас, грешных, родила, жестоко мы, люди, заставляем страдать, но Она обещала всегда молиться за всех, к Ней прибегающих с мольбой.
Спасибо моей милой Знаменской, что хотела мне перчатки связать, но посылка, наверно, не дошла бы. Надеюсь, что она шаль носит, она (т. е. сама государыня) для того ее сделала, а не чтобы спрятать.
Между прочим, наших женщин (М.Ф. Занотти, А.П. Романова и А.Я. Уткина) все не желают пропускать к нам. 5 недель они уж здесь, а другой (баронессе С.К. Буксгевден), которая позволение имеет еще из Петрограда, тоже солдаты запретили войти к нам[346]. Конечно, это другие усердствуют, и заставили солдат так говорить. Мне их жаль, бедняжек, из любви приехали и так с ними обращаются. И очень дорого там жить. Родная моя, как у Вас там на квартире? Не холодно ли? Вы, конечно, не скажете, но берегите себя для тех, которые Вас нежно любят[347].
Говорят, что больше «семью» не пустят в церковь, кроме как на двунадесятые праздники и, может быть, в посту[348]. Разве это не мило? Душки такие. Не понимают они, что обедню нельзя иметь без походной церкви в доме[349]. Обедница это совсем не то, не та благодать, как в литургии, отнять эту радость и утешение жестоко. Отняли и выдумали глупейшую причину – каждый разное говорит: что будто бы солдаты не желают так рано вставать (а мы должны это из-за публики), но это им придется только каждому раз в три недели
