Шкафа, чтобы запихнуть на него шляпную коробку, в комнатушке не наблюдалось.
– Тот, кто нарушит его, обязан выплатить виру оскорбленному гостю.
– То есть, они соблюдают закон? – уточнила я.
Вот как-то не вязалось у меня откровенное хамство встречающих с понятиями гостеприимства.
– Нас встретили, – Эль заглянул под кровать, убеждаясь, что висит она низковато. А единственный угол комнаты занят чемоданами. – Нас приветствовал весь клан, оказав тем самым немалое уважение.
Ага, то есть это я себя уваженной чувствую.
– Нам предоставили кров. Теперь осталось пережить торжественный ужин, переночевать и выслушать хвалебные речи.
Шляпная коробка встала на груду чемоданов, и надо сказать, смотрелась она вполне гармонично.
– …Греточка, ты что, мама может увидеть! – жаркий шепот привлек мое внимание.
Я прижалась к стене.
Комнаты нам отвели в боковом узеньком коридорчике, полутемном и довольно пыльном. Вереница дверей одинаково безликих сливались со стенами.
– Нам надо подождать… немного подождать… прадедушка обязательно благословит нас…
Хорошо, что двери не скрипели, а субтильный гном был слишком увлечен собственной речью.
– …если ты проявишь благоразумие…
– Я уже проявляю благоразумие, – Грета держала гнома за узкую кожаную веревочку, заменявшую галстук. На веревочке болталась пара камней, смутно вспоминаю, что свидетельствовали они о статусе, надо полагать, немалом, но каком именно…
– Что вы устроили?
– Это мама! Она… она сказала, что я должен представить невесту роду… так заведено…
– А предупредить?
Гном смутился.
То есть, или не подумал, или мама запретила. Нет, этот тип мне категорически не нравится.
– И чего еще ждать?
Грета дернула за шнурок, и гном торопливо залопотал:
– На ужине будут самые близкие… родные… мама представит тебя всем… и твоих родных… так положено… ты не из нашего рода, пойми… тебя не знают, и чтобы приняли в род… ты должна проявить благоразумие…
…родных и близких набралось сотни две.
На кресле, уже деревянном и с виду вполне удобном, тихо дремал патриарх. Его не беспокоили, разве что время от времени подносили блюдо с очередной снедью, соблюдая одним гномам понятный ритуал. Патриарх во сне вздыхал, пускал слюни и причмокивал губами.
Ужину это не мешало.
Над креслом повисло марево незнакомого мне заклинания. Щит, что ли? Оно-то, конечно, полезно, мало ли, что от чужаков ждать можно. Но структура его была весьма занимательна. Меня так и подмывало подойти и посмотреть.
Курс по расовым особенностям магии нам читали, но не сказать, чтобы подробный.
– Значит, отца своего вы не знаете? – в третий раз уточнила госпожа Игнера, втыкая вилку в тушку кого-то, весьма похожего на крысу.
– Не знаю.
Про гномью традиционную кухню слухи ходили самые разные, и как-то не хотелось мне на собственном опыте разбираться, сколько в них правды.
– И узнать не пытались?
Пыталась, только… брак матушка не заключала, в моем свидетельстве указала имя собственного батюшки, а дневников, в которые можно было бы сунуть любопытный нос, она не вела.
…тонкое плетение, изящное даже.
– Понятно, – госпожа Игнера произнесла это с нарочитым сочувствием. – У людей слишком вольные нравы. Не сочтите на свой счет.
Не сочту.
Постараюсь во всяком случае. И я положила на тарелку чего-то зеленовато-желтого, дрожащего и остро пахнущего травами.
…вот если присмотреться, становятся заметны шесть опорных линий, связанных потоками второго и третьего уровня.
– Когда мой Эричек сказал, что хочет жениться, я обрадовалась, – голос госпожи Игнеры звучал над столами, и даже патриарх сопеть перестал, будто прислушиваясь. – Я давно искала мальчику подходящую партию. Кто ж знал, что он в любовь вляпается.
Мальчик зарозовелся.
Он сидел по правую руку матушки и благоразумно помалкивал.
– Вот что такое любовь? Сегодня есть, а завтра нет. К свадьбе же надо подходить обстоятельно. Или вы не согласны?
Я кивнула, ибо желе оказалось липким, и зубы склеило намертво. Рот наполнился кисловатой слюной, а в душе возникло позорное желание немедля выплюнуть гномский деликатес. И клянусь, сумей я рот раскрыть, выплюнула бы…
…а на четвертом наблюдалась некоторая легкая ассиметрия. Я моргнула. Нет, не показалось. Щит тускло мерцал и… если прикоснуться к нему, очень осторожно… исключительно в целях научных, я ведь не собираюсь патриарха убивать.
– Вот и я о том же! – мое молчание было принято за согласие, и госпожа Игнера заметно оживилась, а сынок ее погрустнел. – Любовь – это для людей, которые сегодня есть, а завтра нет. Приличные гномы думать должны о выгоде!
Я прикоснулась.
Клянусь, только чтобы потоки рассмотреть подробней. А щит вдруг мелко задрожал и рассыпался. За соседним же столом кто-то захихикал, и патриарх заворочался, а после и вовсе глаза открыл:
– Что тут происходит? – поинтересовался он сиплым со сна голосом.
– Ничего особенного, – Советник поспешил подать внушительного вида шапку. Пошитая из темно-красного бархата, отороченная полинявшим мехом, она сияла сотней драгоценных камней. – Эрик жениться собрался.
– Да? – патриарх проморгался и шапку принял.
Натянул на макушку. Поерзал.
Снял и сунул советнику.
– Убери эту заразу. Тяжеленная. Говорил же, пускай в сокровищнице лежит, целее будет, а мне от нее голова чешется.
И не чинясь упомянутую голову поскреб.
– Жениться, значит, – взгляд патриарха, разом утративший прежнюю сонливость, скользнул по столам, уставленным снедью, и задержался на упомянутом Эрике, который от этакого высочайшего внимания совсем поблек. – Куда ему жениться? Он еще без маменькиного дозволения до ветру ходить не научился.
– Молодой мастер…
– Какой из него мастер? – непритворно удивился патриарх, позевывая. – Криворучкой был, криворучкой и остался. Да не шипи, знаю, что гости… не совсем еще из ума выжил.
Вот тут, судя по взглядам, которыми обменялись достопочтимый советник и госпожа Игнера, с последним утверждением они категорически согласны не были.
– У мальчика талант, просто… еще не прошло достаточно времени, чтобы он раскрылся.
– И закрылся. Так кто невеста?
Герда встала и молча поклонилась.
– Ага… ничего такая… крепенькая… Бжизек, старая собака! – этот вопль заставил госпожу Игнеру подпрыгнуть. – Сколько лет тебя не видел! Твоя кровь?
