И тогда в наступившей тишине всем стало слышно, как заливисто, до икоты, с повизгиванием, хохочет во дворе Женя.
II
Отлично выспавшаяся, до щекотки в животе радовавшаяся необычному приключению Женя пребывала в хорошем настроении и потому с утра непрестанно задевала Геннадия Харитоновича.
— Харитоныч! — трещала она, подпрыгивая на одной ножке у него перед носом. — Ты в натуре решил закрутеть? А Диггер тебя в свою шарагу берет? А кем? Чистильщиком?
— Отстань!.. — сердито отвечал Харитоныч, отворачиваясь и с натугой выполняя наклоны и приседания. Он не делал зарядки с тех пор, как отслужил срочную в армии. Но жизнь бандита предполагала хорошую физическую форму, и он не откладывал дела в долгий ящик.
— А кликуха у тебя какая будет? — забегала с другой стороны Женька и, наклоняясь, заглядывала в красное от напряжения, потное лицо эксперта. — «Ариэль»? Или «Тайд»? А, я знаю!.. «Коммет», милочка!
— Пошла вон, шалава! — заорал Харитоныч, но тотчас опомнился: — Женька, не мешай мне начинать новую жизнь. Это, между прочим, не так просто…
Он, приглядываясь, несколько раз обошел вокруг двухпудовой гири Страшилы, которая чернела в примятой траве подобно неразорвавшейся бомбе времен первой мировой войны.
— На кой ляд оно тебе надо, не понимаю… — с искренним изумлением и сочувствием сказала Женька, поправляя рыжие волосы. — Был путевый «мойдодыр», а теперь фигня какая-то…
Харитоныч, не отвечая на оскорбления, расставил дрожавшие ноги, взялся за рукоятку гири обеими руками, слегка приподнял над землей, пораскачивал и бухнул назад, в траву.
— Потому что так дальше жить нельзя! — твердо сказал он, охая и держась за поясницу. — Потому что я хочу быть уважаемым человеком. А в наши дни можно быть только уважаемым вором или отпетым бандюком. Значит, я буду бандюком. Ты меня знаешь. Я если чего решил — кремень. Закидано!
— Заметано… — со вздохом поправила Женька. — А сам-то песни мне пел возле бассейна про неправедное богатство…
— Я ошибался. И вообще — кто ты такая, чтобы меня поучать? Поломойка, знай свое место! Лучше научи меня разговаривать по-ихнему правильно… А то я много нужных слов знаю, но все, что думаю, сказать ими не получается.
— А ты думай поменьше — и все получится…
— Да? Или нет… Э-э… В природе?
— В натуре! Безнадега ты наша, — махнула рукой Женька. — Тормозишь. Припозднился ты малехо.
— Учиться никогда не поздно… В натуре! — самодовольно сказал Харитоныч. — Заштопано! — И он с гордостью посмотрел на скривившуюся Женьку.
Женька старалась вовсю. Благодаря ее усилиям Харитоныч к обеду вполне сносно овладел весьма забавным подростковым арго. Его юная наставница осталась наконец довольна.
— Харитоныч! Как сказать «поедем от Балтийского вокзала на трамвае»? Быстрее отвечай!
— Канаем с «Болтов» на черепахе! — выпучив глаза от напряжения, тараторил Геннадий Харитонович, утирая пот.
— Клево! — восхитилась Женька. — А как будет «дать взаймы»?
— Э-э… Подогреть лавандосом!
— А «поболтать о том, о сем»?
— Разводить тоси-боси!
— Молоток! Но для полной крутизны кое-чего не хватает… Пушку тебе нужно свою завести.
— А где ее взять?
— Говори нормально!
— Извини, Женечка, запамятовал… Где стволяру надыбать? Так? А в самом деле… То есть в натуре, где ее надыбать?
— Надо замочить того, у кого она есть, и притырить.
Харитоныч несколько опечалился. Хоть он и решился начать новую жизнь, но был не готов к некоторым… нюансам. А в Женькиной душе гордость за свое творение боролась с опасением «влететь по-крупному».
— Понимаешь, чувак, я могу для тебя подсуетиться… Если ты сам не тянешь… У меня есть один ствол на примете. Один крутой кореш ушел топтать зону, а мне оставил похранить. Только смотри — не подставь меня никому, особенно Диггеру.
— Забей! — ответил Харитоныч и этим ответом покорил щедрое Женькино сердце.
Она побежала за угол и вскоре принесла пистолет, украденный в доме Диггера и спрятанный под крыльцом. Ей и самой не терпелось рассмотреть его как следует и, может, даже пострелять.
— Держи! Будешь мне отстегивать полтинник в день за прокат. А че? Это даром.
Харитоныч, покоренный тусклым блеском оружия и запахом оружейного масла, безропотно согласился:
— Нету базара… Отпад!..
Он вытащил из заначки пятьдесят рублей, достал обойму, передернул затвор, пощелкал курком. Наигравшись оружием, новоявленный криминальный элемент принялся отрабатывать на Женьке приемы рукопашного боя — с подпрыгиванием, повизгиванием и покрякиванием.
Филя и Кумпол, покинув зал, где Диггер и остальные битый час уже корпели над изображениями тюремной башни, вышли подышать свежим воздухом.
— Смотри, Филя, какой крутой мэн! — сказал Кумпол, заложив пальцы за края жилетки и глядя, как Харитоныч пытается пнуть верткую Женьку ногой. — Может, и меня загасить попробуешь?
Харитоныч отмалчивался.
— Старый, ты решил стать авторитетом?
— Да! — взвизгнул Харитоныч, выкатив сухонькую грудь. — Дина ушла, Петр — тоже, теперь я главный!
— Гонишь! — восхитился Кумпол, предчувствуя забаву. — А кто тебя слушать будет? Ты можешь так на пацана наехать, чтобы у него коленки дрогнули? Ну, попробуй мне приказать что-нибудь!
— Пошел вон, козел… — неуверенно пробурчал Харитоныч, робея. — Вали отсюда…
— За козла придется ответить… Шестерка пиковая, а туда же, в козыри лезет!
— Ты сперва покажи себя, — важно кивнул Филя, — а потом погонять начинай.
— Нет, пусть он попробует на меня наехать! — настаивал Кумпол. — Ну!
— Пошел вон… — вяло повторил Харитоныч, явно сдавая позиции. — Отвали…
— Это ты своей бабушке скажи!
— А ты не стукачок, случайно? — вкрадчиво спросил Филя. — Знаешь, что у нас со стукачами делают? Диггер со Страшилой очень любят упражняться! Вычислят стукача, вызовут его на стрелку, на природу куда-нибудь…
Филя и Кумпол надвигались на Харитоныча, растопырив пальцы, извиваясь всем телом, демонстрируя муки караемого стукача. Новоявленный глава «мойдодыров» пятился, зубы у него стучали. Он не чувствовал за собой вины: он не мог отказать майору. Но кого это волновало? Харитоныч зажмурился, чтобы не видеть наглых морд, едва не заплакал от отчаяния и обиды — и вдруг, наткнувшись спиной на ствол тополя у самой ограды, ощутил небывалый прилив ярости и ненависти ко всему роду человеческому. Как зверь, загнанный в угол, бесстрашно бросается навстречу опасности, так и щуплый мастер химчистки неожиданно для себя самого оскалился и зарычал:
