играет в игры, и я смотрю как она, блять, смеется. Черт, как же прекрасна, когда смеется — голова откинута назад, глаза закрыты, молочная кожа краснеет, а распущенные локоны каскадом спадают по спине.
Я потираю грудь, пытаясь избавиться от стягивающего ее напряжения, когда один из моих товарищей по команде касается ее поясницы, и наклоняется, чтобы прошептать ей что-то на ухо. Вся эта ревность, которую я испытываю сегодня, выбивает меня из колеи — я не знаю, как с ней справиться.
Но Оливия ловит мой взгляд, улыбается, когда отходит от него в сторону, и я понимаю — невозможно не ревновать, когда дело касается её.
Потому что я могу постараться, быть лучше ради для Оливии. Я хочу сделать это для Оливии.
Быть может, поэтому меня охватывает дикая радость, когда Райан Сикрест говорит нам, что до полуночи осталось всего две минуты, хоть я и проиграл наше пари.
Быть может, поэтому мое лицо расплывается в улыбке, когда я отхожу от своего места у стены, поймав дико встревоженный взгляд Оливии. Она смотрит на меня, потом на Кару, потом в коридор. Я вижу страх, вижу, как она крутится, подняв руки вверх, словно не знает, что делать. Она начинает идти в сторону коридора, но Кара хватает ее за руку и одергивает назад.
Шоколадные глаза Оливии останавливаются на мне.
И вдруг оказывается, что до полуночи осталось всего тридцать секунд.
И я начинаю двигаться.
А она все еще в шоке, ноги замерли на месте, глаза — огромные блюдца, которые становятся только круглее с каждым моим шагом, который съедает расстояние между нами.
Пятнадцать секунд.
— Картер, — шепчет Оливия, ее пальцы ползут по моим запястьям, когда я беру ее лицо в свои руки. — Что ты… что ты делаешь? — ее глаза скачут между моими, полные губы раскрываются, чтобы позволить ее языку высунуться, провести по ним, готовясь, потому что она точно знает, что я собираюсь сделать.
Десять.
— Я… Картер, я…
— Расслабься, Олли, — я провожу пальцами по ее мягким локонам, и когда я сжимаю рукой ее челюсть, клянусь, я слышу, как колотится ее сердце.
Пять.
Мой большой палец проводит по ее нижней губе. Ее глаза мерцают.
— Можно?
Четыре.
Три.
Два.
Один.
— Да.
ГЛАВА 12
— Я ВЫЙГРАЛ, ПЛАТИ — ГАРРЕТТ
Часть меня считает, что в момент, когда наши губы впервые, наконец, соприкасаются, ничего не происходит. Часть меня считает, что все как всегда — ни искры, ни страсти нет. Часть меня считает, что в животе что-то замирает, словно на дно с бешеной скоростью опускается якорь, ведь я возвращаюсь к мысли — любви, как у моих родителей не существует, и мне такой никогда не найти. Часть меня считает, что ее это устраивает, как и все предыдущие годы жизни.
Часть меня хочет сказать, что так все и происходит.
Но это не так. Я не могу этого сказать.
Потому что мое тело оживает, когда я притягиваю Оливию к себе, ее руки скользят по моим рукам, плечам, а пальцы погружаются в мои волосы, когда наши губы, наконец-то блять, соприкасаются. Мой мир взрывается красками, мои руки на ее лице вдруг начинают дрожать от возбуждения и нужды. Я хочу большего. Мне нужно больше. Я не понимаю, как насытиться этим, ею, нами. Она — наркотик, на который я подсел с первой же дозы.
Ее губы со вздохом приоткрываются. Сладкий аромат ванили и шоколада умоляет мой язык дотянуться и попробовать ее на вкус.
И я это делаю. Мы сталкиваемся в горячем, мокром прикосновении, которое вызывает из меня стон, и я погружаюсь в ощущения, в ее огонь, который подталкивает меня к черте, после которой нельзя будет отступить назад.
Все вокруг нас затихает до фонового мягкого кипения. Бешеный стук моего сердца в груди заглушает все остальное. Все это не имеет значения. Все, кроме женщины в моих объятиях. Все, кроме того, как ее рот свободно движется вместе с моим, когда я проглатываю ее каждый стон.
Оливия толкает меня вперед, и я подчиняюсь ей, пока не упираюсь в стул. Когда я приземляюсь на него, она приземляется вместе со мной, забирается ко мне на колени. Ее пальцы перебирают мои волосы, она крепко держится за них, будто не собирается отпускать, и это именно то, что я чувствую по отношению к ней.
Только когда мои руки проскальзывают вниз по ее спине и крепко обхватывают ее талию, заставляя Оливию слегка прикусить мою губу, я вдруг осознаю, что в комнате воцарилась тишина. Вокруг нас только тихий гул толпы. Я открываю один глаз, и первым вижу удивленное и раздраженное лицо Кары. Рядом с ней Эммет — он выглядит слегка испуганным. Вероятно, боится он за меня, потому что его девушка может надрать мне задницу. Адам показывает мне два больших пальца вверх и широко улыбается, а Гарретт начинает свой выигрыш.
Мои руки скользят по всей длине рук Оливии, пока не находят их в моих волосах. Я переплетаю наши пальцы и опускаю наши руки, целуя ее еще один раз.
И еще разок.
Ладно, и еще один. Просто чтобы убедиться, что она, черт возьми, на вкус как грех, самый сладкий.
— Олли, — шепчу я, когда она пытается поцеловать меня в четвертый раз. Ей еще не хватило, что прекрасно, ведь мне тоже. — Олли, на нас…
— Это было чертовски крутое шоу, — выкрикнул кто-то. — Я на пятьсот баксов богаче!
Чертов Гарретт.
И глаза Оливии раскрываются и она издает звук, нечто среднее между вздохом, хныканьем и мольбой.
— Оу, — она откидывается назад, прикасаясь дрожащими пальцами к губам. Ее лицо ярко пылает, когда она пытается слезть с меня. — О Боже.
— Эй, — проводя ладонью по ее спине, я сдерживаю ее. — Все в порядке. Это просто поцелуй. Ничего особенного.
Это не помогает. Ее взгляд бегает, а потом опускается, когда она нервно сглатывает — так тяжело, что я слышу это.
— Извини, — шепчет она, и прежде, чем я успеваю спросить, за что, она соскальзывает с моих колен и исчезает в коридоре вместе с Карой.
— Не лезьте не в свое дело, — бросаю я без особого энтузиазма всем остальным, пересекая комнату, Эммет идет за мной по пятам.
— Ты, блять, поцеловал ее, — шипит он.
— Она сказала, что можно, — шиплю я в ответ.
Он толкает меня в плечо.
— Она тебе нравится?
Я упираюсь локтем ему в
