бывали. Но это — единицы!
— Тем не менее. Мне вот кажется, что чёрные и белые маги не могут иметь общего потомства преимущественно потому, что крайне редко пытаются его заиметь. Вот вы, госпожа Алмазова, отдали бы свою дочь замуж за белого мага?
— Упаси Христос! — Алмазова перекрестилась.
— Вот именно, — кивнул я. — Как и абсолютное большинство ваших знакомых. И мой дед костьми ляжет — но не позволит моей сестре выйти замуж за чёрного мага. Или мне — жениться на… представительнице черномагического рода.
Алмазова покраснела — снова напомнив мне Кристину.
— Имейте в виду: в этом вопросе я с вашим уважаемым дедушкой совершенно солидарна, господин Барятинский!
— Да-да, я так и понял. Хотя на самом деле, между нами — вовсе не такая пропасть, как принято думать. Все беды — от предрассудков, которые с самого младенчества вбили в голову, например, вам, а вы передали своей дочери. Так же, как в своё время поступили со мной и моей сестрой наши отец и дед. Господин Витман, к слову, в этом плане намного более гибок, чем вы.
Лицо Алмазовой окаменело.
— Я настоятельно прошу вас не упоминать при мне имя господина Витмана! — процедила она. — Если только это не будет крайней необходимостью.
Гхм. Даже интересно стало — где ж ты так накосячил, дорогой мой начальник?
— Хорошо, — согласился я. — Не буду. Что-то ещё?
— То есть? — удивилась Алмазова.
— Ну, вы пришли мне сказать, что я не тот, за кого себя выдаю. Сказали. Это — всё, или вы планируете порадовать меня ещё какими-то известиями?
Мария Петровна начала багроветь. А в дверь негромко, деликатно постучали.
— Открыто, — сказал я.
Дверь отворилась, и в кабинет впорхнула Клавдия.
— Костя… — начала она.
Порыв броситься мне на шею остановила, видимо, в последнюю секунду — заметив, что в помещении я не один. Мгновенно исправилась:
— Здравствуйте, Константин Александрович! Мария Петровна, — Клавдия присела в сторону Алмазовой.
— Рада вас видеть, уважаемая Клавдия Тимофеевна, — окидывая нас обоих пронизывающим взглядом, обронила Алмазова. Встала с дивана. — Что ж, я, пожалуй, удалюсь. Не буду мешать вашему уединению.
— Мы тоже уже уходим, — поспешно заверила Клавдия. — Константин Александрович любезно согласился дождаться меня, чтобы вместе ехать в клинику. Он помогает мне в целительстве.
— Наслышана о вашем милосердии. — Алмазова елейно улыбнулась. — Мой вам совет, дорогая: увозите отсюда Константина Александровича побыстрее. Пока вас не лишили такого ценного помощника.
— О чём вы? — растерялась Клавдия.
— О госпоже Луизе фон Краузе. — Алмазова повернулась ко мне. — Полагаю, вы сами расскажете Клавдии Тимофеевне о той возмутительной сцене, что я здесь застала. Не так ли, Константин Александрович?
— Охотно расскажу, — кивнул я. — Не каждый день, знаете ли, у меня из-под носа угоняют пивные кружки.
На это у Алмазовой ответа не нашлось. Она рассерженно фыркнула и удалилась.
— Пивные кружки? — удивилась Клавдия.
— По дороге расскажу, — пообещал я. — Идём.
* * *
—… А посему, господа курсанты, в настоящее время такой вид вооружения, как авиационные бомбы, не принято считать чем-то, представляющим собою серьёзную опасность. Согласно проведенным экспериментам, несколько магов восьмого-десятого уровня, действуя совместно, способны как перенаправить бомбовые удары противника, так и уничтожить снаряды прямо на лету…
— Вместе с осколками? — не выдержал я. — Уничтожить? Или, всё-таки — взорвать? Это — разные вещи.
— Извольте встать, господин Барятинский, когда обращаетесь к преподавателю! — немедленно взъярился Юсупов.
Я встал и повторил вопрос.
Аудитория замерла в предвкушении — стычки между мной и Илларионом давно стали одним из самых долгожданных развлечений в суровых курсантских буднях.
— Разумеется, господин Барятинский! Говоря об уничтожении, я имею в виду полное уничтожение.
— А мне вот доводилось читать о том, что полное уничтожение осколков невозможно. И то, что оставалось от бомб, доставляло участником экспериментов немало неприятностей.
— Вы невнимательно читали! Участников эксперимента прикрывали Щитом другие маги.
— А во время военных действий жителей городов, на которые обрушатся бомбовые удары, также буду прикрывать Щитом маги? Это ведь вызовет огромный расход магического ресурса.
— Вы полагаете, господин Барятинский, что эксперименты проводили недостаточно грамотные и сведущие в военном деле люди?
— Я полагаю, что такое вооружение, как авиационные бомбы, не стоит недооценивать.
— Вам известно название самого современного бомбардировщика в мире, господин Барятинский? — Юсупов сменил тон на снисходительный.
— Оно известно даже мне, — подняв руку, подал голос Анатоль.
— Извольте, господин Долинский.
Анатоль поднялся.
— Самый современный бомбардировщик называется «Илья Муромец». Первый и пока единственный в мире многомоторный самолет. Новейшая разработка всем нам известного господина Сикорского, гордость российской армии. Четырехдвигательный, бомбы размещаются как внутри самолета, вертикально вдоль бортов, так и на внешней подвеске. Оснащён дополнительным пулеметным вооружением, а также…
Я слушал Анатоля и удовлетворенно кивал. Общение со мной не прошло даром. Мой разгильдяй-приятель ухитрился всерьёз увлечься военной техникой.
— Благодарю вас, достаточно, — оборвал Анатоля Юсупов. — Будьте любезны, назовите грузоподъемность этого самолета.
— Бомбовая нагрузка — до восьмисот килограммов.
— Вот именно! — Юсупов повернулся ко мне, торжествующе вскинул указку. — И это — самый современный бомбардировщик, господин Барятинский! Спрашивается, что такое восемьсот килограммов для обученных, хорошо подготовленных магов? Сущая ерунда.
— Ерунда — это если бомбардировщик один, — упрямо сказал я. — А если из «Муромцев» составить эскадру? Если таких самолетов будет десять, двадцать, сотня? Если на смену нынешним авиационным бомбам придут другие — более мощные? Если в других странах построят новые бомбардировщики — превосходящие по своему оснащению «Муромца»?
Юсупов снисходительно прищурился.
— И что же вы предлагаете, господин Барятинский — для защиты от такой фантастической напасти?
— Предлагаю не уповать на одну лишь магию, господин Юсупов, — отрезал я. — А также предлагаю прекратить считать такую вещь, как бомбовый удар, детской шалостью — которую можно остановить мановением руки. Прогресс не стоит на месте. То, что сегодня кажется вам фантастикой, завтра может обратиться суровой реальностью. И лично я предпочел бы в этом случае полагаться не только на магию, но и на зенитные орудия.
— Согласен, — горячо поддержал меня Андрей.
— Вашего мнения никто не спрашивал, господин Батюшкин, — оборвал его Юсупов. — Садитесь, господин Барятинский. Если вы закончили фантазировать, то я, с вашего позволения, продолжил бы лекцию.
— Продолжайте, — буркнул я.
И уселся на место. Спорить с Юсуповым дальше не было ни времени, ни желания. Когда будет нужно — меня услышат…
«Если, — напомнил себя я. — Если будет нужно. Ты в этом мире — для того, чтобы не допустить войну и хаос».
Мысли вернулись к текущим задачам. Сегодняшняя лекция не даст мне ничего нового. Разновидности и характеристики авиабомб, о которых занудно бубнит Юсупов, я и без него прекрасно знаю.
Витман сказал, что нужно действовать по-другому. Нужно попытаться найти следы того, кто стоит за покушениями на меня. И моя задача — определить эти следы. Подумать, где именно эта тварь могла натоптать…
Физические — равно как и магические — следы искать бесполезно, слишком много времени прошло. Если уж даже в подземном туннеле в Кронштадте особисты ничего не нарыли, то о прочем и говорить нечего. А значит, искать надо людей. Тех, кто может что-то знать и каким-то образом вывести меня на организатора покушений.
А кто может что-то знать? Кто может мне рассказать, с кем водил знакомство, к примеру, покойный Белозеров?
Он был холост, после того скандала с соблазненной гувернанткой перебрался жить сюда, в академию. И вряд ли встречался со своим руководителем на здешней территории. В своём доме в Петербурге, если и бывал — то наездами. А после смерти Белозерова прислуга из этого дома разбежалась, поди их теперь найди. Попробовать поискать его друзей? Или, чем чёрт не шутит — родителей? Вдруг они ещё живы?
И тут меня кольнуло.
Родители. На меня ведь покушался не только Белозеров! Был ещё Рабиндранат. А из его дневника я знал, что существует некий благодетель, внушивший господину Иванову мысль о том, что он — будущий император. И организовавший протекцию для поступления Рабиндраната в Императорскую академию… Угу.
Кажется, у меня появился повод снова пообщаться с ректором.
* * *
— Зачастили вы ко мне, Константин Александрович.
В этот раз Калиновский был один. За радушной улыбкой он постарался скрыть настороженность.
Чего я потребую от него на этот раз? Кого
