— Да. Оголовки у кузнеца еще отец заказывал, древки в замке по его же приказу снаряжали.
Эрик кивнул, опалил пламенем болт, отбросив в траву.
— Зачем? — спросил Хаук.
— Чтобы кровь не оставлять.
— Зачем?
— Чтобы по крови не нашли. — Он снова присел рядом с Хауком. Лодыжка уже распухла, едва ли не сравнявшись по толщине с коленом. — И тебе советую заботиться о том, чтобы кровь — бинты, одежда и подобное — не оставались без присмотра. Не все одаренные знают, как найти человека по крови, но те, кто знают, этой возможностью пользуются вовсю.
Хаук ругнулся — пальцы Эрика снова сжали ногу не слишком осторожничая.
— Благодарю, запомню… Помоги дойти до лагеря, там замотаю как следует, и все пройдет через пару дней. Если не жалко, сделай льда.
Эрик покачал головой.
— Не пройдет. Снимай амулет.
Хаук нахмурился.
— Лодыжка сломана, — пояснил Эрик. — И очень похоже, что связки порваны, хотя это надо бы плетением смотреть. Но если я прав, само, как надо, не срастется, надо заращивать.
Хаук ответил не сразу.
— Что помешает тебе воспользоваться возможностью и влезть в мой разум, заставив забыть, что ты — беглый чистильщик? Не будь ты беглым, не скрывался бы от соратников, так?
Эрик не отвел взгляд.
— Ничего не помешает. Как тебе ничего не мешало поделиться с чистильщиками подозрениями на мой счет. Ты этого не сделал. И я не сделаю того, чего ты опасаешься.
— Почему я должен тебе доверять?
— Не должен, — пожал плечами Эрик. — Можешь. А можешь не доверять и остаться хромым до конца жизни. Твоей жизни, не моей.
Хаук снова надолго замолчал. Наконец, потянулся к застежке. Опустил амулет в траву рядом с остывающим наконечником болта. Выпрямился, напряженно глядя на Эрика, точно мог по его лицу прочитать, касается ли тот его разума.
Эрик прошелся диагностическим плетением — да, он оказался прав насчет связок. Придется повозиться немного.
— Все, можешь надевать обратно, — сказал, он, наконец, отстраняясь.
Хаук вернул на шею амулет. Встал, неуверенно перенес вес на пострадавшую ногу. Осмелев, несколько раз топнул.
— Надо же… Спасибо.
— Не за что. Надо будет еще несколько раз подновить плетения… позови меня или попроси Ингрид.
— Есть за что.
Хаук подобрал остывший наконечник из травы, снова покрутил в руках, точно впервые видел. Поднял взгляд.
— Выходит, я снова тебе должен?
— Ерунда. — Эрик помолчал: накрыла слабость. Подождал, пока исчезнут мушки перед глазами. — С такого расстояния поди пойми, в кого целились и попали бы, если бы я не дернулся.
— Нет, — сказал Хаук. — Не ерунда. Второй раз. И Адела. Повезло, что я вас встретил.
— Не знаю. Возможно, ты прав насчет людей, вокруг которых собираются бури.
Те два года в Белокамне, наверное, можно было назвать спокойными, насколько можно назвать спокойной жизнь целителя, практикующего в наемничьем квартале. Но, кажется, это спокойствие закончилось. Надолго. Доберутся до замка — если доберутся — так и там непременно…
Он оборвал себя. Хватит каркать.
— Возможно, — согласился Хаук. — Я сам из таких. Впрочем, тот, кто стремится к покою, не будет выбирать себе жизнь наемника.
Эрик кивнул. Снял рубаху, растянул на ладони, разглядывая окровавленную дыру. Почему-то больше всего злило не то, что его едва не убили, или что они упустили стрелка, а значит, придется и дальше ждать разнообразных пакостей, а что придется снова стирать. Только ведь чистую рубаху надел! И зашивать еще потом…
Совсем редкая дурь с устатку в голову лезет. Он сунул рубаху в шайку, что так и стояла на месте с тех пор, ка кон из нее вылез — отмыть, пока и тут кровь не засохла. Выплел воды.
— Отдай слугам, — в который раз повторил Хаук.
— У меня больше ничего нет на смену, — буркнул Эрик, застирывая ткань.
— Подарить?
— Еще чего.
Да и коротко будет, Эрик выше любого из благородных на полголовы при том, что и те далеко не коротышки.
Хаук сел рядом, наблюдая за его возней.
— Выходит, это Фолки. Родное лицо, значит, чтобы рядом с сестрой было… — Он зло ощерился. — Я ему устрою родное лицо!
— Не уверен.
— Фолки, больше некому. Гарди невыгодно убивать меня, пока жива Адела. Или, по крайней мере, пока она не понесла — тогда можно заявить право на опекунство над наследником. До конца жизни ему хватит.
— Гарди еще нас переживет, — хмыкнул Эрик.
Хаук торопливо сотворил священное знамение. Может, и правильно. А то опять накаркает…
— Не исключено, особенно если твои подозрения оправданы. Но пока Адела жива, ему невыгодно меня убивать. И кто остается?
Эрик на миг подивился его спокойствию. Точно не родичей в предательстве подозревал, а размышлял о древних легендах и героях, которые померли невесть сколько лет назад, а то и вовсе никогда живыми не были. Успел обдумать за прошедшее время? Смириться с происходящим?
— Не обязательно Фолки, — сказал Эрик.
— Почему? Кто еще?
— Может, стреляли в меня. — Эрик встряхнул выжатую рубаху, разглядывая ее. Отстиралось, вот и замечательно. — Ингрид уже пытались убить, теперь решили от меня избавиться. Чтобы не мешали потом подстроить очередную случайность Аделе. Или тебе.
— Тогда мы возвращаемся к самому началу? — Хаук выругался. — Я только обрадовался, что знаю, кто это, и смогу, наконец, воздать по заслугам. А, получается, стрелять мог и Гарди.
— А у него наследник есть? — поинтересовался Эрик.
— Ублюдков по всей округе уже и считать перестали. Женился дважды, и обе родами умерли. Отец, дед мой, хотел в третий раз женить, но Гарди сказал, что ему надоело хоронить жен. Деду надо — пусть сам и женится.
— И что дед?
— Сказал, что только от этого ярма освободился и второй раз в него не полезет. Сыновья выросли, дочерей пристроил и ладно.
Он покачал головой и предположил:
— А вдруг метят и вовсе не в меня, а в него? В смысле, не в деда, да примет Творец его душу, а в Гарди? Адела, потом я, потом он, а потом объявится кто-то из неучтенных бастардов и заявит права на титул. Говорят, король таким не отказывает.
— Кто-то среди ваших людей может быть его бастардом?
— Да поди пойми… В наших краях все сплошь русые да сероглазые. Разве что ты умеешь по крови родство определять?
— Я бы тогда давно сидел дома безвылазно, озолотившись, — рассмеялся Эрик. — Или за счет благородных, желающих знать, не носят ли рога…
