но план давал сбой. Алекс слишком ему нравился. От него тянуло простотой и, главное, прошлым. Это был единственный друг Рэндала, который, согласно досье, был сейчас жив.
– Ну, не все сразу, дружище. Следующее заседание у них в конце мая. Вот и посмотришь. Проснешься миллионером, – Алекс подмигнул.
Пришли новые игроки. Рэндал понял, что заехал слишком поздно. Не получится поговорить по душам. Теперь уже до самого утра тут будет бесконечный поток. Они будут спускать денежки, уходить, возвращаться, снова притаскивать непонятно откуда взятые замызганные бумажки и серые свои кредитки, предназначенные для самой черни города, для ее подногтевой грязи… Постепенно будет становиться все жарче и шумнее, они будут все больше курить, и хотя у крэка почти нет запаха, скоро все тут, включая Алекса, станут обдолбанными, и ночь протечет незаметно, душно схватит их, опьяненных совершенно безнадежной и бесполезной игрой-схваткой со случаем, и так часов до восьми, когда уже вконец обессиливший Алекс не прогонит последних, тогда здесь стихнет, черные стены замрут, и только отдаленный шум пилорамы и сварки будет неизменным сквозь все эти часы, и так до следующей неотличимой ночи.
– Я хочу вернуть все деньги и поменять их на рейтинг. – Рэндал дождался, когда поток новых игроков немного спадет и все рассядутся перед автоматами, напряженно просаживая деньги и куря крэк.
Алекс удивленно ответил:
– Но, Рэнди, брат, у меня отродясь столько рейтинга не было. За те деньги, что ты из меня выдоил, можно целую жену купить. Тебе зачем столько?
– Хочу в Чистую комнату наведаться, – как можно вальяжнее ответил Рэндал, но Алекс хорошо знал его и понял. Он широко улыбнулся:
– Какой же ты все-таки космонавт. Поболее любого из моих птенцов, – он качнул головой в сторону зала. – И правильно, этот е… крэк только десять минут держит, хули на него здоровье тратить. Несчастные люди. Вот Чистая комната – это да.
– Ты тоже хочешь?
– Не, я пас, дружище, я пас.
– Ладно. В общем, деньги мне больше не давай. Я в них не верю. – Рэндал отодвинул от себя предназначенные ему баночки.
– Никто не верит. А зря. Рэнди, у меня рейтинга на такую сумму нет.
Детектив поднялся.
– Пора тебе напрячься, значит. А то слишком давно ты взаймы живешь, – заметил он, опуская огромные кулаки на стол и нависая над Алексом. – Получается, все бумажки твои были просто туалетной бумагой. Вряд ли, даже если деньги вернут, я без рейтинга в Чистую комнату смогу податься. Короче, такие расклады заставляют меня злиться.
Он оскалился, давая Алексу понять серьезность своих намерений. Но не походило, что старый друг воспринял угрозу. Все-таки Рэнд не очень умел играть, и все его эмоции были более-менее настоящими. Их было мало: ярость, гнев, чувство удовлетворения… Порой и симпатия. К очень-очень немногим. Из него вырезали (и правильно сделали!) все лишнее и вернули в оптимальной конфигурации. Откуда же им было знать, что он станет выкручиваться и искать способы чуть заработать на стороне? Хотя, может быть, и знали.
– Я подумаю, Рэнди, что сделать, но угрожаешь ты зря. Как знать – может, у меня Илюша скоро готов будет, – Алекс кивнул на стоявшего в углу робота-солдата, которого приволок со свалки еще пару лет назад и безнадежно чинил все это время.
– И что, застрелите меня? Это тяжелый грех, знаешь ли.
Оба рассмеялись.
Когда Рэндал вышел на улицу, воздух тронула тень прохлады, и он с наслаждением курил в наступающих сумерках. Думал, что Алекс, должно быть, был хорошим другом до Забвения и жаль, что у них ничего нет, кроме смутной памяти об этом. Им бы могло быть действительно весело вместе, разве нет?.. Но такова цена Возвращения – служить тем, кем тебя определили. Узнавать силуэт симпатии и ненависти к людям, но не чувствовать в настоящей глубине ничего.
В автомастерской он сказал, как можно громче, чтобы все подслушивающие устройства услышали: «Вот же б…! Оставил наладонник в тачке. Ну-ка, спускай скорее. Вы же закончили?» И динозавр-Альфонсо торопился спустить. Этот ритуал они проделывали ежемесячно, каждый раз, когда Алекс отдавал за покровительство мзду.
По дороге в Лос-Анджелес Рэндал некоторое время листал досье. Он прожил огромную жизнь перед Забвением. Как-никак семнадцать тысяч пятьсот восемьдесят восемь дней, четыре часа и сорок минут. Ему не давало покоя ощущение, что ничего нет слаще «оригинальной», первой жизни и первой молодости… Когда мимо проплывала молодая, настоящая девушка, да что там – даже молодой человек, – он невольно тянулся к ним, хотел услышать их запах, прикоснуться к их коже, ощутить новизну и подлинную близость к источнику. Его кожа, органы – все казалось утилитарным, сугубо функциональным. Ему не с кем было поделиться этим ощущением. Подновленное, неплохо работающее, но исключительно данное взаймы – чтобы ты служил тем, кто облачен властью и свободой. Когда он вспоминал, что ничего ему здесь не принадлежит, даже тело, даже время, то становилось как-то особенно холодно, и Рэндал запрещал себе думать.
В Лос-Анджелесе он остановился возле некогда популярного у туристов района Голливуд. Жемчужина, легенда… Хорошо, что память из досье была лишь набором слов и предложений, и он не мог испытать настоящей ностальгии. Всегда, если он обращался к воспоминаниям, то находил лишь смутные, недостаточно яркие образы. В них определенно были острые чувства, но каждый раз, когда начинало казаться, что он вспомнит, он обнаруживал лишь размытое цветовое пятно – преобладали красные и черные тона.
«Наверное, – думал он, куря под огромной разъяренной глазницей белого прожектора, – люди недавнего прошлого очень верили в незыблемость таких вещей, как Голливуд и искусство в целом. Слишком многие не смогли бы пережить спокойно то, что мы утратили за неполные полвека». Поэтому даже хорошо, что ни памяти, ни нормального набора эмоций ему не предоставили. От этого одна рефлексия.
Хотя в досье были и уморительные строчки: «Сторонник консервативной партии США». Когда Рэндал вник, прочитав, что это значило, по предоставленной рядом ссылке, ему действительно сделалось весело. Партии, политические споры, огромный спектр мнений – короче, те самые штуки, которые и привели вот к этому: огромной горячей пустыне, где лишь ночью делается наконец-то по-настоящему холодно и хорошо. Ведь не видно чертового песка и разрухи.
Воздух был приятен, и Рэндал подумал, что новый мир, встретивший его после Возвращения, несмотря на свою жестокость и грубость, все же понятнее и проще. Есть «хорошие» и «плохие», и ты играешь за одних и других. По крайней мере, тебе всегда можно свериться и узнать, в какую из сторон тебе пора поднакачать рейтинга. Почему они не додумались
