С таким именем, я думаю, у нее не было выбора.
— А для мальчика — Дамиен, — заявляет королева.
Тут хорошо бы включить музыку из «Омена».
Единственный настоящий страх Оливии. Она тайно посмотрела фильм, когда ей было девять, после того как наши родители однажды легли спать, и он напугал ее на всю жизнь. Я до сих пор помню, как она расчесывала мои волосы — мне было четыре — и искала на голове татуировку «666» — просто на всякий случай.
— Мы с Николасом подумывали о более… распространенных именах.
Королева качает головой:
— Если ты хотела назвать своих детей Бобом и Тиной, тебе следовало выйти замуж за водопроводчика. Ты вышла замуж за принца. Внука королевы. Это налагает некоторые обязательства.
Моя сестра обычно энергичная, жизнерадостная — в нашей семье живость характера очень яркая черта. Но беременность, переезд, давление, связанное с рождением нового поколения Пембруков, безжалостная пресса, которая все еще не оправилась от того, что она заполучила золотого сыночка Весско, — все это далось ей тяжело. Подорвало ее выносливость. Так что теперь Оливия… увядает на моих глазах.
— Я думаю, мне нужно ненадолго прилечь.
— Хочешь, я пойду с тобой? — спрашиваю я.
— Нет. — Ее голос дрожит. — Я в порядке.
Не говоря больше ни слова, она ковыляет по тропинке ко дворцу.
Проходит около десяти минут, прежде чем мой шурин спускается вниз, его ярко-зеленые глаза сверкают.
Джордж кланяется.
— Ваше Высочество.
— Фултон. — Николас кивает, пристально глядя на свою бабушку. — Элли, Джордж, не могли бы вы нас оставить, пожалуйста?
Мы начинаем вставать, но королева поднимает руку.
— Нет. Мы же пьем чай. Я уверена, что все, что тебе нужно сказать, можно сказать при них.
— Хорошо, тогда — прекрати.
Королева выглядит озадаченной.
— Прекратить что?
— Ты знаешь что. Мы не шахматные фигуры; перестань пытаться контролировать доску.
Королева Ленора складывает руки на груди.
— Это из-за Оливии?
Николас показывает рукой в сторону дворца.
— Она сейчас в нашей комнате, плачет навзрыд.
Королева фыркает.
— Ну, это просто смешно. Она слишком ранимая.
Николас вскидывает руки.
— Конечно, она ранимая — она на седьмом с половиной месяце беременности, ждет двойню! Ей все время не по себе. Она не может спать — она едва может дышать! Папарацци уже лезут на стены дворца, пресса разрывает ее на куски, и я ни черта не могу сделать, чтобы остановить это, и еще какой-то психопат оставляет садистские записки, адресованные ей, прямо у нас на пороге. А теперь ты…
Слова королевы рассекают воздух, как удар хлыста.
— Следи. За своим. Тоном.
Мой шурин останавливается и делает глубокий вдох. Он проводит рукой по лицу и смотрит вдаль, на горизонт. Когда его взгляд возвращается к бабушке, он становится спокойнее, но говорит все еще холодно.
— Я привез ее сюда, чтобы она могла отдохнуть в безопасности. Чтобы она могла расслабиться. Если ты сделаешь это невозможным, я увезу ее в другое место. И если ты хочешь общаться со своими правнуками, то я говорю тебе сейчас, бабушка, — прекрати это. — Он делает паузу, чтобы слова дошли до ее сознания, а затем добавляет: — Мы больше не будем об этом говорить. Надеюсь, тебе все ясно.
Королева не отвечает, она просто как бы дышит — как дракон, который хочет подпалить принцу задницу.
Николас ждет, пока она кивнет, и, когда она это делает, он кланяется ей и уходит.
— Никогда не заводи детей, Элеонора, — натянуто говорит она мне. — Неблагодарные до глубины души, все они. Запиши это.
Я послушно нажимаю на свой телефон.
Затем Джордж, королева Ленора и я сидим молча. И это так неприятно.
Я пытаюсь исправить ситуацию.
— Я думаю, что Эрнствайл довольно мило. Мы могли бы называть ее… Эрни.
Ее Величество даже не улыбается.
Затем Джордж говорит.
— Мешок с яйцами.
Я инстинктивно морщусь и поворачиваюсь к нему.
— Э-э… о чем вы?
Он ухмыляется, указывая на королеву.
— Я просто согласился с вами, Ваше Величество, имена должны быть тщательно продуманы. У меня есть семья по отцовской линии — по фамилии Боллсак, что в английском означает буквально «мешок с яйцами», и они приняли неудачное решение назвать своего старшего Гарри[2]. Они вообще об этом не подумали. — Он качает головой. — И не произнесли это вслух.
Я произношу имя в своей голове и прыскаю от смеха.
Затем я вставляю свои пять копеек.
— Я ходила в школу с девочкой по имени Алотта. Алотта Буш. Она была капитаном команды чирлидерш. Странно, но это правда.
Джордж хихикает, и, хотя королева не присоединяется к нашей дискуссии, я вижу, как ее губы слегка изгибаются.
— Первую девушку, в которую был влюблен мой брат, звали Констанс Ама Наташа Тереза[3], — говорит Джордж. — Как оказалось, это была подходящая для нее аббревиатура.
И я от души смеюсь:
— О боже.
Королева потягивает чай и возобновляет нашу запланированную — не дерзкую беседу.
— Сегодня вечером в Национальном музее открывается новая выставка Моне, Джордж. Вы будете присутствовать, пока вы в городе?
Джордж ухмыляется.
— Я планировал, Ваше Величество, да.
— Ты должен взять с собой Элеонору. — Она смотрит на меня. — Ты ведь не была в музее, не так ли?
— Нет, еще не была.
Королева Ленора кивает.
— Тогда все улажено. Вы пойдете вместе и проведете чудесный вечер.
Джордж встречается со мной взглядом поверх своей чашки, и его щеки розовеют.
Потому что он чувствует то же, что и я, — нас только что по-королевски сосватали.
Не круто, Ленора… Совсем не круто.
* * *
Немного позже я иду по коридору в комнату Николаса и Оливии, чтобы проверить, как там моя сестра. И вижу Логана в противоположном конце коридора. Я не думала, что он сегодня работает; я с утра его не видела — и мое тело реагирует так, как всегда, когда он рядом: пульс разгоняется, дыхание учащается, надежда и влечение танцуют в животе, заставляя меня чувствовать легкую тошноту, но не в плохом смысле.
