class="p1">Возвращалась от самого своего дома, мчалась так, что в груди горело… А обратно уносилась ещё быстрее, словно боялась, что Андрей кинется догонять.
Потом всю ночь ворочалась, не понимая, чего хотела на самом деле – чтобы догнал, или чтобы вздохнул с облегчением, что сбежала? Ведь если бы он бросился за ней, это сказало бы всё само за себя, разве нет? Такое даже теперь страшно представить, а уж там, на месте, она бы она точно сразу умерла! Хорошо, что не бросился.
Или всё-таки жаль?
Наутро, чем ближе подходила к его дому, тем медленнее становился шаг, и жарче разгорались щёки. Двор уже ожил: деловито горковали голуби, размашисто орудовал метлой дворник. Кто-то спешил на работу, кто-то наоборот, возвращался с ночной. Протарахтел подвешенным на руль велосипеда бидоном мальчишка, живущий этажом выше Андрея.
– Коля, здравствуй! – окликнула его Оксана. – За молоком?
Мальчишке пришлось остановиться.
– Угу. Мамка послала.
– А куда едешь?
– В наш.
– Ваш, это который возле остановки? Универсам? – Мальчишка кивнул, Оксана улыбнулась:
– А я только что оттуда. В смысле – с остановки.
– Угу.
Натянуто помолчали.
– Ну ладно, поспеши тогда, а то бочка только приехала, а очередь уже человек на тридцать.
– Ничего, там Сашка, он за меня занял! – бодро нажал на педали мальчишка. – До свидания!
– До свидания…
Проводила его взглядом, с отчаянием глянула на подъезд. Оттягивай, не оттягивай, а идти придётся!
А потом, после быстрой «смены караула», с ещё большим отчаянием слушала вполуха Маринкину трескотню, и думала: «А что лучше-то, если бы дал понять, что всё вчерашнее – это не случайно… или, вот, как сейчас – просто сделал вид, что ничего и не было?»
Это было странное чувство – находиться на этой самой кухне, где вчера так неожиданно сблизились до промелькнувшей искры, а теперь вдруг снова разлетелись, словно оттолкнувшись разной полярностью. Если честно – жалела, что ушла. И невольно задумывалась, а не приснилось ли это всё?
Но нет. Смотрела на Тёмушку и убеждалась – действительно, ни единой чёрточки от Андрея, даже глаза жгучие, карие, как у… у того милиционера вчера, возле магазина.
«Ты только не думай, что я святой…»
А какой?! И что за конфликт с женой на самом деле?
Рискнула осторожно затронуть больную тему. Всё равно рано или поздно нужно было – для того она и пришла в их дом.
– Мариночка, а ты знаешь, где сейчас твоя мама?
Марина замерла на мгновенье, растерянно, словно спрашивая разрешения отвечать, заглянула Оксане в глаза. Она одобряюще кивнула.
– Далеко. Папа говорил, туда на самолёте лететь надо.
Нет, солнышко, мама гораздо ближе…
– А ты хотела бы к ней?
Марина несмело пожала плечами.
– Не знаю. У неё там другой муж вместо папы. Она теперь его любит.
«А как же вы с Тёмой?» – битым стеклом застряло у Оксаны в горле, но Марина пояснила и без лишних вопросов:
– А нас с Тёмкой бросила, потому что ему не нужны чужие дети. Тем более, такие ненормальные, как мы.
– С чего ты взяла?!
– Знаю! – упрямо нахмурилась Марина. – Они себе новую, хорошую дочку родили.
Продолжать разговор Оксана не стала, перевела тему, отвлекла, развеселила. Но сама провалилась в мысли. Всё сказанное могло быть чем угодно: и настоящей правдой, и «правдой» обиженного Андрея, и личными домыслами Марины.
Верилось с трудом, но жена действительно могла сбежать и ради нового мужчины бросить собственных детей. Такое бывает. Но могло оказаться и так, как рассказывали об этом Оксане: это Андрей выгнал жену и, пользуясь своим положением в милиции, под угрозой лишения родительских прав запретил даже близко подходить к детям. И его жена действительно все эти годы терпела разлуку с детьми и ждала, пока Марина подрастёт, и её мнение при разводе будет учитываться судом. И она действительно находится в тяжёлом положении, вынужденная налаживать давно прерванный контакт с дочерью тайно, пользуясь услугами третьих лиц. Очень стройная версия, недаром Оксана сразу ею прониклась. Возмутилась и искренне захотела помочь.
Но теперь всё спуталось. Сначала она увидела, что тиран-отец, это тот самый опер Иванов из её девчачьих грёз, и что-то внутри жалобно пискнуло: «Он не мог!» А теперь ещё и выяснилось, что Тёмушка ему не кровный сын, и это могло оказаться как мотивом для мести за измену, так и наоборот – едва ли не подвигом.
Обычно это мужчины, столкнувшись с трудностями «особенных» детей, плюют на всё и уходят из семьи. А Андрей не только не ушёл сам, но ещё и чужого ребёнка в спец интернат не сдал. Больше того, именно с Тёмушкой связаны теперь его основные проблемы: от ограниченности в делах и вечных поисков нянек, до неустроенной личной жизни.
«Я узнал, когда ему уже перевалило за три года, и к этому времени он уже был мой, без разговоров!» А может, в этом дело? Может, просто привык? Или это действительно такая изощрённая месть жене?
Мозг закипал. Твёрдая уверенность в том, что она в любом случае не делает ничего плохого превратилась вдруг в зыбкую трясину – в какую сторону ни дёрнись, всё равно затянет с головой… И только сердце по-прежнему нашёптывало: «Он не мог, он не такой», но шёпот этот слишком уж сладко томил дурманом вчерашнего поцелуя. Кажется, теперь Оксана готова была оправдывать что угодно, лишь бы оказаться на стороне Андрея. А ведь на кону этих взрослых игр – детские судьбы.
После завтрака Марина убежала гулять. Тёма был занят делом: раскачиваясь на одном месте, крутил в руках верёвочку и методично повторял:
– Не-е-е надо вилочку брать! Не-е-е надо!
А Оксана, давно забыв про идущий по телевизору фильм, смотрела на фотографию, небрежно сунутую за стекло серванта. Андрей «по форме», смотрел с неё сосредоточенно и холодно, и у Оксаны невольно замирало дыхание. К такому не то, что на хромой козе – вообще никак и никогда не подъедешь, если он сам не решит, что это нужно. Со школы она помнила его другим, но именно таким увидела, когда пришла предлагать себя в няни в первый раз. Да и во второй тоже. И потом – периодически, например, сегодня утром.
Но вчера вечером… Нет, ей это не приснилось! И кто бы там не начал первым – накрыло-то обоих! Ну да, пусть Андрей был немного пьян, но Оксана могла бы поклясться, что это только помогло ему хоть на мгновение забыть о том, что он не имеет права ни отвлечься, ни расслабиться от своего «держания неба на плечах»
Но вот отвлёкся,
