Я вскочила с постели с немым криком ужаса. Ледяной пот пробирал до дрожи. Правый бок невыносимо болел, даже дышать было больно.
Должно было быть страшно, после такого-то сна. И было. Но на первом месте стояла нестерпимая боль.
С трудом я поднялась с кровати и, еле передвигаясь, поползла в свою комнату.
За окном уже светало, но в комнате было еще недостаточно светло. Я включила свет, подошла к зеркалу и, корчась от боли, задрала футболку. На боку была огромнейшая гематома.
Теперь ужас был на первом месте.
Значит, все это был не сон. И я действительно была пумой.
Но даже это было сейчас не самым ужасающим. Самым страшным было то, что есть и другой зверь — черная пума, которая охотится на меня.
Вполне возможно, что она же и преследовала меня в том лесу, что рядом с моим домом.
Хотя, как-то странно. Если цель этого зверя — избавиться от меня, то почему он не сделал этого тогда, когда я была в теле человека? Очевидно, маленькую девушку не составит труда прикончить таким ударом, как сегодня. А вот с большой пумой дела обстоят сложнее. И сейчас мы оба в этом убедились.
Но что, если этот зверь не будет больше раздумывать и придет за мной сюда? Нужно уезжать, пока еще есть шанс остаться, хоть и не целой, но хотя бы живой.
Я поплелась обратно в комнату Шейна, чтобы разбудить его. Капли ледяного пота покрыли все тело. Боль нарастала все сильнее и сильнее, колола, пожирала меня изнутри. Похоже, еще и ребра сломаны.
— Шейн, проснись, — выдавила я из последних сил, скрюченная от боли.
— Кэс? Что, что случилось? — сонно спросил Шейн, приоткрыв глаза.
— Больно, — прошептала я и рухнула на пол у его кровати.
Резкий запах нашатыря ударил в нос. Я открыла глаза. У моего изголовья сидел Шейн и с тревогой смотрел на меня.
— Кэсси, как ты? Что произошло? Ты сказала, что тебе больно, пока еще была в сознании.
— Правый бок, — машинально начала я, но вдруг осознала, что не чувствую никакой боли.
Шейн задрал мою футболку и стал осматривать меня.
— Покажи, где именно у тебя болит?
В смысле? Разве сине-фиолетовое пятно на половину тела так плохо заметно?
Я приподняла голову, чтобы посмотреть самостоятельно. Но на теле ничего не было.
Я подскочила с кровати и побежала к зеркалу.
— Кэс, что ты делаешь? Ляг обратно, — недоумевал Шейн.
В отражении все было также. Никаких следов. Абсолютно чистая кожа.
— Ничего не понимаю, — дрожащим голосом сказала я.
— Чего не понимаешь? Кэс, пожалуйста, объясни, что с тобой произошло. Ты меня пугаешь. Может быть, тебе нужно вызвать скорую? Вдруг это аппендицит?
— Нет, Шейн, не нужно скорую. Наверное, это все сон.
Я спешно легла в кровать. Тело пробивало дрожью.
Сошла с ума. Окончательно и бесповоротно. Иначе, как все это объяснить?
— Я жду, рассказывай, — уже нервно настаивал Шейн.
— Мне приснился очень странный сон, — начала я, — До ужаса реалистичный. Огромная черная пума набросилась на меня и ударила в бок так сильно, что я отлетела в сторону. Я тут же проснулась и почувствовала невыносимую боль, даже дышать не могла. Хотела разбудить тебя, а потом отключилась, — дрожащим голосом рассказывала я, не веря собственным словам. — Я была абсолютно уверена, что боль была настоящей. Но, похоже, все это было одним кошмарным сном, и даже боль мне приснилась.
— Давай все же обратимся к медикам. Вдруг это что-то серьезное, и боль действительно была, — Шейн был взволнован не на шутку.
— Нет, прошу, не нужно. У меня все хорошо. Если бы было что-то серьезное, то боль так просто не отступила бы. Видимо, мои сны стали усугубляться.
— Что это значит?
— Я уже давно плохо сплю. Мне часто стали сниться похожие сны. Как я бегаю по лесу. То за кем-то, то от кого-то. И пумы мне снятся уже не первый раз.
— Пумы, значит…, — задумчиво произнес Шейн.
— Ну да, пумы. А это что-то должно значить?
— Возможно, — протянул он в ответ. — Когда я был маленький, мама мне рассказывала истории про пум, обладающих особенной силой, магией. Я смутно припоминаю подробности. Помню лишь, что было два клана — черные и белые пумы, которые вели войну друг с другом. У мамы даже была книга с этими историями, которую она писала сама. А когда я стал старше и интересовался этой книгой у отца, то узнал от него, что это были не просто сказки. Мама была одержима мыслью существования этих пум. Он сказал, что у нее было не все в порядке с головой, а все содержимое той книги — плод ее больной фантазии.
— Считаешь, что и у меня началось помутнение рассудка? — спросила я, сама уже не сомневаясь в этом.
— Нет, не считаю. Но начинаю думать, что это может быть как-то связано, — задумчиво пробормотал он.
— Шейн, а где сейчас эта книга? Она все еще у вас? — поинтересовалась я.
— Нет, ее больше никто не видел с того момента, как пропала мама, — с неизменчиво задумчивой интонацией ответил он.
— Твоя мама пропала? — изумилась я. — Я думала, что она умерла.
— Если бы умерла, то, наверное, с этим было бы проще смириться, — с грустью ответил Шейн. — Мы провели долгие годы в надежде на то, что сможем ее найти, или она сама вернется. Но нет. Это просто пустые надежды, которые до сих пор, время от времени, напоминают о себе.
Удивительно. Шейн не счел меня безоговорочно сумасшедшей. Но еще удивительнее было то, что я сейчас узнала о его матери.
Вдруг эти пумы, правда, существуют? И пропажа матери Шейна как-то связана с ними? И что, если я тоже имею какую-то связь со всем этим?
Последнее событие слишком утомило меня, и я вновь уснула рядом с Шейном, который старательно пытался меня успокоить.
Второй раз я проснулась уже после полудня. Я поспешила вниз и обнаружила Шейна на веранде.
— Как ты? — первым же делом спросил Шейн, увидев меня.
— Спасибо, гораздо лучше. Но нервы не к черту, — ответила, раскинувшись в соседнем кресле.
— Ты хочешь остаться здесь, или лучше отвезти тебя домой?
— Нет, не хочу уезжать, — замотала я головой. — Да и что толку, дома может случиться то же самое, вот только там я буду совсем одна. А быть одной мне сейчас совсем не хочется.
— Я тоже не хочу оставлять тебя одну. Но все же хотел услышать твое мнение. Остаемся здесь до конца недели. А дальше что-нибудь придумаем.
— Например? Что придумаем? — не понимала я.
— Например, переедешь ко мне, — усмехнулся Шейн и обнял меня.
— Очень смешно, — с наигранной обидой на неудачную шутку ответила я.
