— Только просто так не отдавай, — сказал Бараско, прикладываясь к бутылке с водой.
— А что взамен?
— Сейчас посмотрим? Эй чукча, вали сюда! — позвал Бараско, едва взглянув наверх.
Из-за гребня бархана, мелькнув, как ящерица, скатился волосатый человек, одетый пестро, как американский бомж, но в какой-то разорванной треуголке времен наполеоновских войн, и первым делом, схватив пустую консервную банку, сунул ее за пазуху.
— Дай жетон! — протянул он руку. — Дай!
— Э-э-э! — замахнулся Бараско. — Положи на место!
— Дай, а? Дай! Будь другом! А я тебе такой хабар, такой!.. — человек с ловкостью фокусника извлек из своего тряпья глиняную трубочку. Флейту, что ли? Или свисток? Нет, она больше походила на палочку для ковыряния в носу.
— Не-не-не-не… — отказался Бараско. — Зачем нам твоя «фляжка»?
— Как зачем? — гримасничал человек. — Шалманить будешь.
— Нет! — твердо сказал Бараско. — Мы местное пиво не пьем. Плохое у вас пиво. — И пояснил специально для Кости: — Моча, а не пиво, они какую-то траву жуют, сплевывают в ведро, а потом заливают водой из реки, и все это бродит на солнце. Вот из этой трубочки она и течет хоть всю жизнь, но только исключительно в Дыре. А у нас — бесполезная трубка. Нет! Нет! Ты, чукча, дай нам что-нибудь полезное.
— Нема, — развел руками абориген.
— А вот у тебя «пометы».
— «Пометы» нема, есть только «фляжка».
— Ну тогда иди отсюда! — грубо сказал Бараско. — И банку нашу отдай. Из банок они украшения делают, — сказал он, обращаясь к Косте, — и продают туристам втридорога.
— На «пометы», на, — согласился абориген. — Но за нее банка и два жетона.
— Одним обойдешься, — сказал Бараско. — Отдай ему одну монету.
Обмен состоялся, и абориген исчез, оставив им, как показалось Косте, кусочек глины на веревке, чтобы носить на шее.
— Что это такое?
— Одноразовая шапка-невидимка. Пригодится за пять рублей-то, — произнес Бараско и полез по склону бархана.
— А почему они деньги называют жетонами? — Костя лез следом.
— Да потому что у них только устанавливается вычислительная система. А деньги им нужны для обозначения количества продуктов.
— Дикари, однако, — заметил Костя.
— Сейчас увидишь, какие это дикари… — пообещал Бараско и уверенно повел его на северо-восток, где, по его словам, находилось аборигенное поселение Красноводск.
— Конечно, это не наш Красноводск, просто мы его так называем, — объяснил он. — Мне там свидание назначено.
— Вот для чего я тебе был нужен, — догадался Костя. — Чтобы добраться сюда?
— Не совсем.
— А для чего? Ты же бывший полицейский.
— Я уже был им пять раз. Мне просто некуда деваться. Каждый раз, когда немцы появляются, они заставляют ходить меня с ними по Зоне. Потом меня как бы убивают. И все повторяется заново.
— Врешь ты все! — сказал Костя.
— Нет, — Бараско сел на землю и загреб жменю песка. — Ты изменил течение времени. Здесь раньше все было стабильно из года в год. Сталкеры занимались своим делом, немцы своим, военные думали, что все контролируют. Никто никому не мешал. Немцы искали свое, мы — свое, потому что не видели друг друга. А теперь все зашевелилось, и время стало течь, как этот песок. Разорван круг зависимостей потому, что тебя выбрал «анцитаур» — в общем-то, постороннего человека, даже не сталкера. Дыра должна открыться. В Дыре есть лекарство для моей дочери. Большего мне и не надо.
— Врешь, ну ведь врешь! — закричал Костя. — Наверное, ты думаешь, меня можно так просто облапошить?!
— Эх, парень, парень, ничего я не думаю. Я уже устал здесь бродить. Жизнь оказалась слишком сложной. Многое в ней запутано. Порой то, что кажется явным, на самом деле ничего не стоит. Так что не руби с плеча. Впрочем, ты свободен, можешь идти в бронепоезд и катиться в свой коммунизм.
— Не-е-е… — разочарованно выдавил из себя Костя. — Я с тобой.
— Ну смотри, — равнодушно заметил Бараско, — не пожалей.
* * *
Между тем, они даже не подозревали, что их жизнь висит на волоске. За девяносто километров к востоку, в густых черниговских лесах генерал Лаптев расправлялся с капитаном Чепухалиным. Сам Чепухалин вряд ли понимал, что с ним происходит, потому что в него вселился дух неизвестного нам существа. Нельзя сказать, что Чепухалин не контролировал события, кое-что он соображал, конечно. Но соображал он как бы с точки зрения этого существа. Кстати, существо это принадлежало к первой группе «камбунов». Всего групп было девять. Стало быть, на встречу с Чепухалиным послали самого грозного и опытного «камбуна» по имени Гайсин. На время Гайсин стал Чепухалиным, а Чепухалин, в свою очередь, стал Гайсином. Это взаимопроникновение принесло страшные плоды, ибо окончательно надорвала и без того измученную фантазированием психику Чепухалина.
Особенностью Гайсина было то, что он не мог существовать в относительно слабом магнитном поле Земли. Для него подобное магнитное поле было скорее линейным, чем закрученным. И конечно же, Егора Чепухалина в таком состоянии не застрелили, и не могли застрелить.
Впрочем, вначале дело приняло печальный оборот, ибо ни один смертный не может противостоять трем БТР-90. Кроме того, не меньше роты солдат с автоматами, пулеметами и минометами залегли окрест и держали под прицелом все входы и выходы столовой.
— Сдавайся, Чепухалин! — кричал, распаляясь, генерал Лаптев. — У меня времени нет возиться с тобой, у меня горячая линия с верховным.
— А х… тебе на рыло! — высунулся Чепухалин в окно.
Генералу Лаптеву только этого и надо было.
— Огонь! — заорал он.
Все три БТР-90 ударили из тридцатимиллиметровых пушек по этому окну, а солдаты выпустили туда же не меньше чем по рожку патронов.
Когда стих грохот, а пыль еще витала в воздухе, генерал Лаптев спросил в свой матюкальник:
— Ну что, сучонок, мало тебе?
Капитан Чепухалин не ответил. Он висел под потолком, зацепившись за крюк, и в левом ухе у него сильно звенело, поэтому он ковырялся в нем пальцем. Временно он превратился в человека-паука. Тело его стало сухим и невесомым, как у насекомого.
— Эй!.. — обрадовался было генерал Лаптев. — Супостат!.. Живой?..
Генералу действительно с минуту на минуту должен был позвонить сам президент России — Дмитрий Медведев — и санкционировать выполнение или невыполнение плана «Дыра». К этому времени генералу надо было любыми способами разобраться с сумасшедшим Чепухалиным.
Его следовало еще три года назад списать за то, что он едва не запустил ракету РС-20 на Вашингтон, думал генерал Лаптев. Сейчас у меня не было бы никаких проблем, и сидел бы я уже давным-давно в Москве. А может быть, надо было сделать так, чтобы он ее все-таки запустил? Генерала Лаптева до сих пор мучили сомнения.
