попадается что-то интересное или вкусное – сразу думаю о тебе, если ты сердишься – я лишь заискивающе умиляюсь. Если говоришь, что у меня есть любовница, – соглашаюсь, если считаешь, что обманываю тебя, – опять-таки соглашаюсь, что бы ты ни говорила, всегда иду у тебя на поводу. Хорошо еще, что ты не просишь меня умереть, а то пришлось бы, как Георгу из рассказа Кафки «Приговор», броситься по приказу отца в реку.
– Хочешь сказать, что веришь в любовь Цзя Баоюя? Да он же переспал со своей служанкой Сижэнь и еще с несколькими другими! И если мне не врет память, он также забавлялся со своим сверстником Цинь Чжуном, – чуть ли не вскрикнула она.
– Но это нисколько не отрицает его любви к Линь Дайюй. Может статься, он любил ее именно через любовь к другим. Похожая ситуация описана в романе «Любовь во время чумы», в котором Флорентино заводил сотни романов ради любви к Фермине.
– Извращенец. Мне бы точно не хотелось, чтобы ты пользовался такими же методами.
– Любовь – странная штука, лично я люблю тебя лишь одной любовью, той самой, какой Джек из «Титаника» любил Розу. Если бы посреди океана у нас остался один на двоих кусок деревянной обшивки, я бы отдал его тебе.
– Звучит красиво, жаль только, что это нельзя проверить. Можешь привести пример подостовернее?
– Хорошо, тогда я люблю тебя так же, как твой отец любит твою мать. Им уже скоро по семьдесят, а они ходят за покупками, по-прежнему держась за руки.
– Ничего романтичного, и не любовь это вовсе. Неужели ты не замечаешь? Отец всегда презирал мать, они то и дело ссорятся, когда не на людях. Мне даже кажется, что у отца шуры-муры с соседкой. А то, что ходят он, держась за руки, так это старость, отец использует мать вместо костыля.
Он попытался было вспомнить какой-нибудь роман, в котором супруги прожили вместе до седых волос, но, сколько ни силился, так и не вспомнил. «Надо же, – подумал он, – столько в нашем мире великих писателей, и ни один не писал на эту тему, а может, это я не в курсе. Вместо сюжета о героях, которые любят друг друга до седых волос, читателей привлекают либо первая влюбленность, либо тайное увлечение, так и оставшееся тайным, либо любовь, закончившаяся расставанием, либо любовь на закате дней. В любом случае нет произведений, в которых любовь выглядит неизменной на протяжении всей жизни. Интересно, это недосмотр писательской братии или любовь и правда не способна длиться так долго?»
Он погрузился в раздумья, пытаясь отыскать подходящий пример. Вдруг ему вспомнился недавний фильм режиссера Михаэля Ханеке «Любовь», он обрадовался ему, словно бесценному кладу.
– Я могу любить тебя так же, как Жорж любил Анн, – произнес он.
– Это как?
– Жорж и Анн, которым было уже за восемьдесят, опирались только на себя, им не хотелось переезжать в дом престарелых, не хотелось обременять жившую вдали дочь, поэтому они обоюдно заботились друг о друге. После перенесенного инсульта Анн потеряла способность двигаться, и тогда Жорж, который и сам уже ходил с трудом, продолжил ухаживать за ней: помогал совершать туалетные процедуры, кормил с ложки. Не желая изводить себя физически и душевно, Анн попросила Жоржа избавить ее от страданий. Сперва Жорж не хотел этого делать, но сил у него становилось все меньше. Боясь умереть раньше нее и понимая, что никто другой не позаботится о ней как надо, он накрывает ее подушкой, после чего, собрав оставшиеся силы, наваливается сверху и дожидается, пока Анн не испустит дух.
– Ты смог бы сделать такое? – Она шмыгнула носом.
Он почувствовал, как все вокруг пропитывается сыростью, словно в спальне зарядил моросящий дождь. Когда же он протянул руку к глазам Жань Дундун, те были совсем мокрыми, история любви Жоржа и Анн растрогала ее до слез.
– Самая трогательная любовь заключается в том, чтобы прожить на несколько часов дольше, чем любимый тобой человек, хотя бы даже на час, – произнес он.
– Ты смог бы сделать такое? – пробормотала она.
– Думаю, да. Но только заручившись твоим согласием.
– Зачем?
– Потому что только тебе решать, сможем ли мы вместе прожить до старости.
Она не нашлась с ответом. Вся комната словно погрузилась в сон, вокруг воцарилась полная тишина.
29
«Как же узнать, он по-прежнему любит меня или нет? – думала она, ворочаясь с боку на бок, так что у нее даже заныло в плечах. – Будь он подозреваемым, мне бы хватило одного-двух часов, чтобы вывести его на чистую воду, причем в восьмидесяти процентах случаев я не ошибаюсь. С ним же я уже знакома пятнадцать лет, из них одиннадцать мы живем вместе – сказанных слов накопилось столько, что, если бы все их взять да издать в книгах, они забили бы всю местную библиотеку. Я знаю его ничуть не хуже собственных пальцев, почему тогда он кажется все более чужим? Это я утратила чувствительность или он становится все более скрытным? Может, постичь любовь – это изначально сложнее, чем раскрыть преступление, может, она вообще не поддается анализу? В самом начале его любовь была вполне себе видна и осязаема, прямо как лежащий подо мной матрас, – пощупаешь, и сразу понимаешь, что это матрас, в общем-то даже и щупать не надо».
Прежде чем пожениться, они встречались четыре года, причем первый год был самым романтичным. После их встречи в книжном баре «Парчовый сад», на которой они обсуждали сборник документальной прозы Жань Бумо, их свидания учащались в геометрической прогрессии. Они встречались в ресторанах, в кинотеатрах, в парках, у нее или у него дома. Даже если у них находился всего час свободного времени, они тотчас стремились найти подходящее местечко, чтобы обняться, поцеловаться и бежать дальше – каждый по своим делам. И пускай они напоминали бильярдные шары, которые после столкновения тут же разлетались, без таких вот мимолетных столкновений их жизненная энергия тотчас истощалась.
На каждое свидание он приходил заранее и дожидался ее всегда на пороге. Как-то раз она зашла в ресторан с черного входа и потом через огромное окно наблюдала, как он ее ждет. Это было поистине прекрасное зрелище – прямо у него за спиной распускался пестрый букет полевых цветов, этот букет он крепко сжимал в руках. Вытянув шею, он наблюдал за каждой машиной, надеясь, что в любой момент из какой-нибудь из них вдруг выпорхнет она. Он ходил взад и вперед, время от времени поднося цветы к носу, чтобы понюхать, после чего снова прятал их за спину. Прошло целых полчаса, а она все это время преспокойно наблюдала за ним изнутри. Ей хотелось проверить, как долго он будет ее ждать, она и подумать не могла, что он потратит на это целый час. Он то и дело поглядывал на стоянку, при этом даже ей не позвонил, словно был готов торчать тут еще целую вечность, но только не досаждать. Он был уверен, что у нее наверняка имеется веская причина для опоздания: может, доделывает что-то срочное по работе, может, получила какое-то экстренное задание, может, попала в пробку или возникла проблема с такси.
В те годы он тратил на нее времени сколько угодно. Даже с головой погружаясь в науку и творчество, он готов был тотчас выключить компьютер и бежать к ней по первому зову, словно детектив на место преступления. Когда у нее выдавалась ночная смена, а в его расписании не было пар на следующий день, он устремлялся к ней. Поскольку в дежурной комнате устраивать свидания они не могли, то вместо того, чтобы зайти внутрь, он усаживался на скамейку под окном – ни дать ни взять схваченный воришка в ожидании допроса. Пока она отвечала на рабочие звонки, звонила сама и упорядочивала записи, он словно камера слежения спокойно наблюдал за ней через окно. Когда же она немножко освобождалась, у них появлялась возможность поговорить. За ночь они чего только не обсуждали,
