Биелена (Семберия – область на северо-востоке Боснии). Здесь он вынужден был отправиться в воинский отдел, чтобы встать на учет: «В канцелярии военного отдела меня весьма нелюбезно встретил тот самый референт, с которым у меня произошло столкновение еще в 1920 году <…> Тогда мы столкнулись с ним из-за того, что я свое заявление с просьбой об отсрочке, адресованное начальнику военного округа, написал латинским алфавитом. В таком виде он не хотел принять мое прошение. «Нельзя писать латинским алфавитом», – заявил он. «Напротив, можно и должно, так как это тоже официально принятый алфавит». – «Но неужели вам, сербу, не стыдно писать латинскими буквами?» – закричал на меня поручик. «, во-первых, я не серб, а югослав, а во-вторых, не ваша обязанность мне объяснять, что стыдно, а что не стыдно. Ваше дело – принять мое прошение и препроводить его в военный округ». Он злился, кричал, но все же вынужден был сдаться. Теперь я вспомнил об этом столкновении, подоплекой которого была плохо скрытая ненависть этого референта ко всем «красным» в нашем городе. А на этот раз капитан, даже не взглянув на меня, взял чистый бланк и стал меня опрашивать. Когда он дошел до графы «национальность», я сказал, что я серб. «Нельзя записывать «серб», надо писать «югослав»», – заявил он. «Я не югослав, а серб, – возразил я, – а впрочем, можете писать, что хотите». – «Теперь нет больше сербов, хорватов и прочих там, а есть одни только югославы»[147].
В словах военного референта проявилась противоречивость политической линии короля Александра в национальном вопросе. Если до 1929 г. Королевство сербов, хорватов и словенцев правящими воспринималось кругами воспринималось как расширенная Сербия, к которой были достроены новые постройки. То после роспуска парламента в 1929 г, монарх взял курс на развитие интегративного югославизма, чтобы как-то снизить накал межнациональных противоречий. Позиция многих коммунистов из Боснии строилась в противовес политики властей: если власть развивает сербский национализм, мы – югославы, если продвигает югославизм – мы сербы.
Взгляды КПЮ на национальный вопрос обрисовал в своей записке от 6 февраля 1923 г. представитель ИККИ в Венском бюро Коминтерна В.П. Милютин: «С национальным вопросом на Балканах вообще неблагополучно. На это следует обратить самое серьезное внимание. Шовинистическим духом здесь разит во всю» <…> Я буду в выборной кампании в Югославии настаивать на решительном выдвигании лозунга «право наций на самоопределение вплоть до отделения»[148]. Национальные партии рассматривались значительностью частью активистов КПЮ как детище сербской и хорватской буржуазии, которые хотят с помощью национальных лозунгов расколоть пролетариат. Даже левая фракция КПЮ придерживалась подобных позиций до 1924 г. В своей газете «Борьба» газете они писали: «Фразеология и идеология франковцев[149] и сторонников Радича всего лишь внешняя оболочка так называемой хорватской проблемы. Однако основное содержание этой проблемы заключается прежде всего в борьбе между хорватской и сербской буржуазией»[150].
Руководителей Коминтерна данная позиция не устраивала принципиально. Мануильский говорил, что основной ошибкой позиции югославов в национальном вопросе является то, что они не увязывает разрешения национального вопроса с революционной перспективой[151]. Но все разногласия отошли в тень после вмешательства в конфликт Коминтерна, занявшего крайне радикальную позицию, нацеленную на разрушение югославского государства. Сима Маркович, профессор математики из Белградского университета и один из основателей КПЮ[152], резко выступил против курса на дезинтеграцию единого государства, за что получил обвинения в оппортунизме и социал-демократическом уклоне. Он также подверг критике курс КПЮ на сотрудничество с партией Радича, заявив, что Хорватская республиканская крестьянская партия выражает интересы хорватской буржуазией, которая руководит крестьянским движением[153].
На третьей партийной конференции (1924 г,) КПЮ большинство делегатов поддержала позицию Коминтерна в результате чего была принята резолюция, в которой перед югославскими коммунистами ставилась задача поддержки требований о создании независимой Македонии, Хорватии и Словении. Однако дискуссии внутри партийного руководства КПЮ после это не прекратились[154]. В 1924 г. в КПЮ возникла т. н. «легальная оппозиция», куда входили Л. Стефанович, Ж. Млойкович, М. Колевич и др. Они подвергли критике «сервильную позицию» КПЮ по отношению к Коминтерну. По мнению представителей «легальной оппозиции», КПЮ уделяла недостаточное внимание профсоюзам и аграрному вопросу. Национальный вопрос, напротив, сильно переоценен. Как заявил Л. Стефанович на Седьмой Балканской коммунистической конференции: «Я считаю первой и самой серьезной задачей борьбу за социальную революцию. Иначе мы из-за национального вопроса потеряем массы в Сербии и не завоюем их в Кроации и Словении»[155].
После третьей партийной конференции формально возобладала левая фракция, опирающаяся на мощную поддержку со стороны Коминтерна. Как впоследствии писал Перо Морача в официальной версии истории КПЮ: «Приняв позицию о ликвидации Югославии и о создании федерации которая в таких условиях могла быть эвентуально лишь делом далекой перспективы, но не и непосредственной политической акцией, – КПЮ в большой мере оказалась вне политических событий в стране, которые именно в это время происходили под знаком острой борьбы между режимом и оппозиционными буржуазными партиями прежде всего по вопросу национальных отношений».[156]
Фракционная борьба раздирала компартию Югославии практически все 1920-е гг., что кстати стало одной из причин ослабления влияния КПЮ на рабочий класс. Как вспоминал впоследствии сам И. Б. Тито: «Эта фракционность настолько широко распространилась, что честные коммунисты не имели возможности вступить в партийные организации. Таким способом руководители обеспечивали прочность своих позиций <…>, ведь они получали помощь от Коминтерна. То есть не просто помощь, эта была регулярная ежемесячная плата <…>, намного большая, чем зарплата чиновников высокого ранга. <…> И это, помимо всего прочего, подвигло меня вступить в борьбу с фракционностью»[157]. Мне не удалось отыскать документов, где были бы указаны оклады функционеров КПЮ, но есть общие данные материальной поддержки СССР иностранных компартий. КПЮ занимала одно из последних, уступая даже компартии Норвегии и Швеции. Видимо, размеры материальной поддержки завесили от расстановки приоритетов и перспектив революционного движения с точки зрения Коминтерна. Хотя для более обобщенных оценок необходимы данные за несколько лет.
Фото 19. Смета финансирования коммунистических партий на 1925 г. (в зол. Рублях)[158]
Внутренние распри были вызваны фрагментарностью КПЮ, отражавшую композитарный характер югославского государства. КПЮ возникла на основе объединения сербских, хорватских и словенских социал-демократических партий, которые действовали в разных политических системах (Австро-Венгрия и независимая Сербия). Как говорил Маркович на третьем конгресс Коминтерна: «Коммунистическая Партия Юго-Славин является продолжением Сербской Социалистической Партии. Когда Сербия, благодаря крушения Австро-Венгрии, превратилась в Юго-Славию, то и Сербская Социалистическая Партия стала Коммунистической Партией Юго-Славии. Сербская буржуазия унаследовала крупные богатства
