на три года в наказание за то, что студенты на похоронах Оплетала кричали: «Да здравствует свобода!», а после чешского гимна запели словацкий… У меня старший сын учится в Брно на философском факультете, а младший сейчас в восьмом классе, будет заканчивать. Ну скажите, пан Фара, как молодежь сможет учиться?
Его сосед молчал. Только пальцы жилистых рук в черных сатиновых нарукавниках беспомощно сжимались в кулаки.
21
В воскресенье учитель Ягош снова ждал у церкви в Вельке. В этот раз он сразу же подошел к Марушке, как только она вышла из ворот. Девушка вопросительно посмотрела на него.
— Чрезвычайные обстоятельства, Марушка, дело очень спешное, — сказал он, едва они оказались на улице. Глаза у него были грустные и более серьезные, чем обычно. — Может быть, зайдешь к нам?
Марушка, не говоря ни слова, последовала за ним. Они перешли Величку и направились к Яворнику. Учитель жил в конце села.
Они молча долго шли рядом, а затем Марушка спросила:
— Что вы думаете о закрытии высших учебных заведений, пан учитель?
Ягош вздохнул и печально покачал головой:
— Это плохо для вас, молодых. И особенно для твоих сверстников. Ведь скоро экзамены на аттестат зрелости… — Помолчав минуту, он добавил: — Мой сын учится в пятом классе.
— Через три года высшие школы опять откроют, — успокоительно заметила Марушка.
Учитель горько улыбнулся:
— Не строй иллюзий, девочка. Это продуманный удар по нашей интеллигенции. Они хотят ее ликвидировать. Думающий человек для фашистов — самая большая опасность.
Они поднялись на застекленную веранду. Дом был просторный и тихий. Учитель отвел Марушку на второй этаж и тихонько постучал в крайнюю дверь. В замке повернулся ключ, и в приоткрытых дверях появился темноволосый молодой человек. Глаза его за стеклами очков смотрели удивленно.
— Не бойся, — успокоил его Ягош, — веду к тебе компаньонку.
Марушка села в предложенное кресло.
— Я не буду представлять вас, подобные формальности сейчас ни к чему. Да и мы тоже незнакомы, — показал учитель головой в сторону молодого человека, — Я знаю о нем лишь то, что он студент из Праги, беженец. Немцы напали на их общежитие. Ему нужно попасть в Словакию.
Студент молча кивнул.
— Поэтому я и позвал тебя к нам, Марушка, — продолжал учитель. — Этот молодой человек должен исчезнуть как можно быстрее. Уже сегодня.
— Днем? — удивленно посмотрела на него Марушка.
— А почему бы и нет? — беззаботным тоном произнес Ягош. — Что удивительного в том, если ты в воскресенье выйдешь на прогулку с красивым молодым человеком?
— Конечно, — поняла Марушка, — и отведу его в какой-нибудь дом, который находится уже за шлагбаумом. Скажем, к Черниковым или лучше к Саботовым, это будет безопаснее. Мартин может переодеть его в одежду брата, и немцы ничего не узнают.
— Ну и молодец Марушка! — восхитился учитель. — Откуда это в тебе? Или ты уже занималась подобными вещами?
— Нет, — засмеялась Марушка, — просто я знаю, что Мартин уже кое-что подобное делал.
— Так ты зайди к нему, чтобы предупредить… А после обеда будешь ждать нас на Вапенке, я приведу тебе туда кавалера, — пошутил учитель, — Посмотрите на себя как следует, чтобы узнать потом друг друга. Смотри, Марушка, не уйди с другим. И будь с ним приветлива, пусть у него за границей останутся воспоминания о том, какие милые у нас девушки.
— Но он же вернется, когда мы их выгоним, — быстро проговорила Марушка, заметив, что в глазах студента после слов учителя появилась грусть. — А мы их выгоним.
Утренние зори становились все холоднее, иней на траве держался долго, до середины дня. А однажды траву покрыл толстый слой снега. Перед вокзалом вновь появились сани из отдаленных деревень. У лошадей, накрытых попонами, из ноздрей валил пар.
В трактире у Ганчаровых все время было полно народу. Хотя в гостинице жили немецкие таможенники, в трактире все равно собирались хуторяне, чтобы поиграть в карты и поговорить за стопкой можжевеловки.
Близилось рождество, и немцы пытались завязать дружеский разговор с местными жителями.
— Спойте что-нибудь, какую-нибудь вашу, национальную, — благосклонно улыбнулся гестаповец Кюнце группе заросших мужчин.
Хуторяне так посмотрели на него, что у очкастого гестаповца мороз пробежал по коже. Но он попытался взять себя в руки.
Та наша песенка чешская… —
запел он и бодро произнес:
— Да, это очень хорошая песня, патриотическая, — и снова запел:
Та наша песенка чешская…
Мужчины посмотрели друг на друга, и все сразу грохнули:
Забросьте, людишки,
Вилки и ножики,
Все равно нечего жрать,
Все у нас забрали,
Лишь нам оставили
Гаху и протекторат…
Кюнце удовлетворенно улыбнулся и, покачиваясь из стороны в сторону, довольно сказал:
— Да, Гаху и протекторат… Тоже очень патриотическая песня, национальная.
В прокуренное помещение трактира ворвалась снаружи волна свежего морозного воздуха. На пороге стоял посыльный с фонарем в руке. Он тревожно оглядывал помещение. Увидев Кюнце, посыльный подошел к нему и что-то взволнованно сказал, показывая при этом рукой в сторону путей.
Глаза гестаповца за стеклами очков побелели.
— Что? — заорал он и замахнулся.
Хуторяне поднялись из-за столов. Но Кюнце уже выскочил из трактира и бросился бежать.
— Что случилось? — спросили у посыльного.
— Немецкий таможенник попал под поезд, — сообщил он дрожащим голосом, — тот высокий… красавец.
На путях было полно народу, около стоящего поезда мелькали мундиры гестаповцев, серо-зеленая форма таможенников и кожаные плащи протекторатских жандармов.
— Как я мог остановиться? — отмахивался машинист от орущего Кюнце. — Ведь такой туман, что в двух шагах ничего не видно!
— Позвоните доктору, быстро! — приказал Кюнце.
— Доктор ему уже не поможет, — проворчал жандармский прапорщик, но все же направился в кабинет начальника станции.
В эту минуту учитель Ягош разъяснял доктору из Вельки:
— Ничего уже нельзя было сделать, пан доктор. Он поймал нас как раз на границе. Я переводил десять человек… Мы просили его отпустить их подобру-поздорову, но он ни в какую. И сразу за пистолет…
Ягош помолчал, вытащил платок и поспешно вытер со лба пот… С той ужасной минуты он жил как в кошмарном сне. Он даже не знал, кто из них, собственно говоря, сбил немецкого таможенника. Опомнился он лишь тогда, когда услышал вдалеке свисток паровоза.
— Быстро положите его на рельсы, как раз идет поезд из Миявы.
Все это было делом нескольких мгновений.
— А теперь идите туда! Заблудиться вы не можете. Через минуту встретите Палко… Пароль: «Не знаете, кто бы нам продал трубочный табак?» Не забудьте. А ответ вам
