ипотеке; освобождению семейных домов стоимостью 500 000 долларов от налогов на прирост капитала. Эти нормативные акты раздули и способствовали надуванию жилищного пузыря и финансовому кризису 2008 года. Последующий закон Додда-Франка, призванный решить проблему кризиса, просто определил самых крупных бенефициаров государственного регулирования и благотворительности как охраняемый вид "слишком большой, чтобы обанкротиться".
Гипертрофия валютной торговли - это всего лишь проявление "финансиализации" экономики США. Поскольку большая и, вероятно, все возрастающая часть всех прибылей в западной экономике перераспределяется в пользу крошечной элиты финансистов, пользующихся правительственной поддержкой, все меньше доходов поступает в предприятия. Финансы за последнее десятилетие превратились в антанту между правительством и банками, сфокусированную именно на наименее успешных секторах экономики США. Как отметил Эрик Янсен в своей книге "Экономика после катастрофы": «Вторжение финансов в каждый аспект американского бизнеса и экономической жизни... изменило то, как потребители покупают автомобили и как американские автопроизводители ведут свой бизнес, как студенты платят за учебу, а университеты финансируют свою деятельность, как финансируются дома и приобретаются потребительские товары. Короче говоря, кредит стал самым крупным американским бизнесом из всех. Вся экономическая система была склеена одной глубокой фантазией: Финансы могут заменить производство, а кредит - реальные сбережения.... [Но] правительства не могут печатать ни богатство, ни покупательную способность. Их нужно заработать».
Результатом этого огромного, монументально дорогостоящего, дико спекулятивного глобального плебисцита о деньгах стал измерительный стержень, гораздо менее надежный, чем золото. Система дает оценку только относительной стоимости валют, находящихся в плавающем состоянии. В этом микросекундном механизме информации нет ни якоря, ни привязки, ни сетки, ни стандарта, ни метрики, ни паритетного значения. Не имея корней во внешней реальности, любая система может быть сбита с курса корыстными сторонами. Если валюта оценивается только в других валютах, нет способа удостовериться, что вся система функционирует с пользой. Мировой экономический спад говорит о том, что это не так. Нет никаких оснований ожидать, что самореферентные глобальные валютные рынки будут тяготеть к правильной оценке чего-либо.
Одним из тестов системы торговли валютой является ее волатильность. Колеблются ли валюты больше или меньше, чем предприятия и продукты, товары и экономики, платежи и инвестиции, которые они якобы измеряют? Ответ очевиден. Валюты поднимаются и опускаются гораздо чаще и сильнее, чем стоящие за ними экономики.
Например, с 1990 года курс иены к доллару был гораздо более изменчив, чем взлеты и падения экономики Японии и США. Валютные трейдеры обменивали сотни триллионов иен в день, и обменный курс скакал, как джиттербаг.
В 1990 году курс иены упал со 140 за доллар до 160, а затем подскочил до 120. В следующем году он снова упал до 140, а затем в результате серии скачков и колебаний взлетел до 80 в 1995 году. К 1998 году он снизился до 150, но в начале 2000-х годов вновь приблизился к отметке 100, причем на этом пути было много ухабов. К 2002 году он опустился до 135, а в 2004 году, после многочисленных приключений, он был немного выше 100. И так далее, в конце концов, в 2012 году курс вырос до 80 иен за доллар. Через три года он вернулся к 100. В 2022 году он снова упадет до 115 иен.
Это бездумное жонглирование измерительными палочками открывало бесконечные возможности для торговли ценными бумагами, номинированными в двух валютах. Финансовые издания были полны описаний прибыльной "торговли с переносом", с помощью которой банкиры наживались на иррациональных изменениях курсов валют и их влиянии на относительные процентные ставки и цены облигаций.
Международная валютная торговая система - это альтернатива, которую мы получили, когда Никсон лишил нас золота. Как писал в 1979 году экономист из Стэнфорда Рональд Маккиннон, "мировую валютную систему нелегко понять. Золотой стандарт до 1914 года был прост: внутренние и международные платежные средства были одинаковыми.
Весь мир знает о предполагаемых недостатках золота. Недостатки поплавка фундаментальны. Измерительная палочка не может быть частью того, что она измеряет. Результатом этого стали валюты, которые значительно более волатильны, чем экономическая деятельность, которую они измеряют. Плавающие валюты нарушают саму функцию денег как метрики. Нельзя доказать, что цены валют отражают какую-либо рациональную основу оценки. Но ими могут манипулировать политики, которые, политизируя финансы, усугубляют дисбаланс в распределении капитала между финансовыми и коммерческими корпорациями и политически привилегированными и ущемленными группами.
Политики - не единственные манипуляторы. Торговля валютой - это манеж для финансовых хищников. Поскольку объемы активов, контролируемых отдельными финансистами и банками, намного больше, чем экономика даже крупных стран, злоумышленники могут расстроить финансы стран с "горячими деньгами", заработать состояние и уйти. Финансист-интеллектуал Джордж Сорос является ведущим примером в этой области, построив свое состояние за счет разрушительных операций с валютами Великобритании, Индонезии и Таиланда.
Торговля валютой концентрирует доходы и богатство в финансовых секторах западных экономик, связанных с государством, что приводит к неправильному распределению, вызывающему зависть и недовольство и деморализующему капитализм.
Банкир Уолтер Уристон и экономист Милтон Фридман, оба великие люди, справедливо искали информационный стандарт для информационной экономики. Однако они не приняли во внимание самое фундаментальное правило теории информации. Именно потому, что информация - это сюрприз, каналы, по которым мы передаем этот сюрприз, сами должны быть неудивительными. Чтобы нести высокоэнтропийное содержание, нужен носитель с низкой энтропией. Заполните канал шумом - всегда удивительным, потому что случайным - и сигнал станет невозможно различить.
Плавающие валюты создают изначально шумный канал. Энергия, затрачиваемая на торговлю валютой, начинается как попытка скорректировать шум и заканчивается как схема его использования. Этот феноменальный рост является показателем того, насколько прибыльной стала эта схема.
Тем не менее, худшими результатами являются не поиск ренты, коррупция и вековые болезни развратной валюты, а скорее огромное перемещение власти - благодаря государственному контролю над деньгами и полной путанице в отношении их истинной природы - от продуктивных граждан, инноваторов и предпринимателей к политикам, банкирам и бюрократам. В этом суть жизни после капитализма.
Во время пандемии администрации Трампа и Байдена при сотрудничестве с Конгрессом приказали десяткам миллионов американцев прекратить или резко сократить производственную деятельность. Это было политически возможно только потому, что Конгресс смог сфабриковать, а ФРС облегчила раздачу 10 триллионов долларов внезапно ставшим непродуктивными работникам и предприятиям. Но деньги, не связанные с производством, не имеют никакой ценности. Когда после периода накопления американцы попытались потратить эти деньги, они обнаружили, что их стоимость рухнула перед лицом анемичного производства, извращенных цепочек поставок и самоубийственных ограничений на производство энергии.
Жестокая безыдейность, совершенно случайное уничтожение рабочих мест и предприятий, прогрессирующее бегство от реальности - все это
