По сторонам двери сохранились следы богато орнаментированных колонн. Сужающийся кверху вход перекрыт цельной каменной плитой длиной в восемь с половиной метров и шириной в пять метров. Эту плиту специалисты считают самым большим обработанным камнем в Греции.
Интересная черта: чтобы неимоверная тяжесть стены не слишком давила на эту «балку», зодчие микенской древности оставили в кладке над плитой треугольное «окно», которое было когда-то заполнено легкой орнаментированной плитой. Эта плита не сохранилась, на ее месте в пустом треугольнике выросло деревцо. Тот же строительный прием применен и в конструкции Львиных ворот. Уже одно это заставляет думать, что строители Микен стояли на относительно высоком культурном уровне.
Толос оказался гигантским куполом в шестнадцать метров высотой. Внимательно осмотрев стены, Шлиман нашел правильные ряды дырочек в камнях. Оказалось, что вся внутренняя поверхность толоса была когда-то украшена бронзовыми розетками, которые прикреплялись к стенам гвоздиками.
Из большого купола узкий и низкий ход вел в меньшее помещение высотой в семь метров, высеченное в скале.
Чтобы составить себе полное представление об этих постройках, нужно было еще раскопать другой толос, в котором не хозяйничали руки турецкого паши. За эту работу взялась Софья. Она самостоятельно руководила раскопками второго толоса и сделала это очень бережно и тщательно.
Найденные во втором толосе остатки погребения с несомненностью доказали, что легенда о «сокровищницах» ни на чем не основана.
Сам Шлиман сконцентрировал все свое внимание на давно облюбованном месте внутри акрополя. Еще два года назад он убедился, что особенно много щебня и «культурных наслоений» накопилось в обширной неглубокой впадине справа от Львиных ворот. Сюда было брошено большинство рабочих. Уже первые дни дали необычайно богатые результаты. В откопанной земле Шлиман нашел множество раскрашенных статуэток, глиняных кубков, веретенных подвесок, бронзовых ножей, железных и стеклянных предметов.
Особенно удивили Шлимана статуэтки. В них ничто не напоминало пластические скульптуры Греции эпохи расцвета. Это были маленькие фигурки, изображавшие большей частью женщин и коров. И те, и другие могли быть изображением «волоокой Геры», богини, считавшейся покровительницей Микен. Сделаны были статуэтки так, как в наше время лепят только дети и, пожалуй, кустари-игрушечники: неправильно, очень условно – и с поражающей экспрессией, выразительностью. Так же выразительны и условны были рисунки на найденных черепках ваз. В наше время они кажутся даже карикатурными.
Этот стиль не имел ничего общего с классическим греческим искусством. На вазы с примитивной росписью, найденные в доисторических городах Трои, микенская керамика тоже была не похожа.
Шлиман уже чувствовал, что открывает нечто совершенно новое, не известную доселе культурную эпоху.
25 августа была откопана надгробная стела, покрытая чудесными архаическими орнаментами и барельефами. А где надгробие, там и могилы.
Тут нелепое обстоятельство на добрых две недели прервало течение работы. Бразильский император дон Педро II совершал поездку по Европе и вздумал посетить Трою. Шлимана вызвали туда телеграммой.
Он поехал. В глазах «публики» внимание коронованного экскурсанта к Трое много значило. Однако задача оказалась на редкость неблагодарной. Дон Педро с императорским великодушием слушал объяснения Шлимана, но глаза его грустно блуждали по непонятным и скучным нагромождениям каменных развалин. Чтобы воодушевить слушателя, Шлиман повез короля в деревушку Еникей, к местному лавочницу Коловосу.
Это была личность замечательная. Безногий от рождения, Кодовос никогда не выезжал из родной деревни. Он не получил никакого школьного образования. Тем не менее, он самоучкой изучил французский, итальянский и древнегреческий языки и прочитал всех античных классиков. Память его поражала: он наизусть декламировал целые песни «Илиады». По вечерам к нему в лавку собирались односельчане и слушали его бесконечные рассказы о древних героях.
Шлиман познакомился с Коловосом давно, полюбил его, часто просиживал с ним целые вечера в полутемной лавчонке, разговаривая на трех языках о Гомере.
Но дон Педро остался совершенно равнодушен к доморощенному гению. Понюхав воздух, он поморщился и поспешил расстаться с лавкой Коловоса.
Шлимана жгло нетерпение. Он стал уговаривать дона Педро, что в Трое нет решительно ничего интересного, что самое главное – раскопки в Микенах.
Император неожиданно легко согласился посетить и микенские раскопки.
Дон Педро остановился в Аргосе. Прискакав оттуда верхом в Микены, он взбирался на акрополь и час-полтора добросовестно, но с явным недоверием выслушивал объяснения Шлимана. Потом зевал и удалялся.
Так продолжалось два дня. На третий день Педро объявил, что уезжает в Каир, попрощался со Шлиманом, оставил сорок франков для раздачи «на чай» греческим полицейским, которые охраняли акрополь, и уехал со всей своей свитой.
Проводив именитого гостя до подножия акрополя, Шлиман вернулся наверх. Рабочие раскапывали впадину под стеной, там, где нашлась орнаментированная надгробная стела. Одна из лопат звякнула обо что-то. Из-под осыпавшейся земли выглянул край каменной плиты, покрытый характерным узором из спиральных линий. Вторая стела!
Вслед за нею нашлась третья. Уже не могло быть сомнения, что могилы здесь!
По соседству со стелами были найдены стены циклопического здания.
Еще не составив себе полной картины плана этой постройки, Шлиман уже был убежден, что перед ним дворец и, конечно, дворец Агамемнона!
Дальнейшие раскопки в этом месте обнажили странную плоскую каменную плиту, поставленную на ребро. Вплотную к этой плите была приставлена другая, третья, четвертая…
Через несколько дней стало ясно, что таинственная впадина, в которой нашлись стены, была обрамлена двойным кольцом каменных плит вроде двойной круглой ограды. Диаметр кольца был 26,5 метра.
Теряясь в догадках относительно значения этого странного круга, Шлиман обратился к одному знакомому профессору. Тот проявил не только ученость, но и пылкое воображение. Двойной каменный круг, заявил он, не что иное, как агора – площадь для народных собраний. На вертикальных плитах круга были когда-то уложены горизонтальные плиты, получалось нечто вроде гигантской кольцеобразной скамьи, на которой рассаживались старейшие и почтенные мужи племени.
Косвенное подтверждение этой теории можно было отыскать в «Электре». Там народ собирается на агору, а Клитемнестра выходит из дворца на агору. Значит, по Эврипиду, дворец Агамемнона был рядом с агорой? Так и есть, каждый может в этом убедиться! И каменная ограда была объявлена агорой.
На самом деле эта ограда имела совсем другое предназначение – она просто отмечала место почетных могил, как это практиковалось у некоторых народов древности. Дворец, с которым можно было бы связать имя Агамемнона, тоже оказался впоследствии в другом месте.
К счастью, принятый на веру ошибочный домысел некоего профессора не помешал Шлиману вести раскопки именно здесь: ему показалось естественным допустить, что тела столь любимых и уважаемых людей, как Агамемнон и его друзья, в знак особого почета похоронены посреди площади для народных собраний.
Отношения
