Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 38
Из них работало человек пятнадцать, остальные были старики и дети. Первые годы после войны действительно что-то сеяли, собирали очень низкие урожаи. Потом Курману это надоело и он тратил деньги по своему усмотрению, в основном выращивал, покупал и обменивал породистых лошадей, в которых разбирался лучше любого профессионала. Это приносило ему доходы побольше, но очень раздражало районные власти, видевшие в этом излишнюю самостоятельность и самоуправство. Для вида он что-то сеял, чтобы с дороги, проходящей поблизости, можно было эти посевы видеть.
К нему не так уж редко приезжали разные инспекторы и ревизоры, бывали даже иногда деятели из области. Всех он встречал приветливо, угощал и развлекал нетрадиционно, с использованием национальных особенностей, и напоследок укладывал в задок телеги, а позже в багажник автомобиля тушку барана или пару потрошеных гусей. При этом многое ему сходило с рук, на некоторые чудачества смотрели сквозь пальцы.
Но тут, скорее всего, где-то во второй половине пятидесятых, выбрали очередного первого секретаря, нового главу района. Этот выбрал методом руководства накачки и разгоны. Он приезжал к руководителям предприятий, директорам совхозов, школ, другим, или вызывал их к себе, и не вспоминая положительные моменты, начинал разносить за недостатки и просчеты, без которых не обходится ни одна служба. За короткий срок он прославился так, что его именем чуть ли не детей пугали.
Прошло несколько недель, когда он обратил внимание и на чересчур самостоятельного председателя на одной из подчиненных ему территорий. Больше я слышал об этом от отца. Встретив сурового и явно нерасположенного к нему начальника, Курман тем не менее вел себя, как обычно. Он лишь кивал головой в ответ на критику и замечания, улыбался, поддакивал, когда ему вменяли в обязанность сделать то-то и то-то. Несмотря на то, что раздраженный руководитель не подал ему на прощанье руки, Курман мигнул родственнику, и тот передал завернутую баранью тушу водителю машины, с которой тот приехал. Позже и водителю досталось за то, что сразу не сказал о таком факте.
В суете дел и забот новый секретарь ненадолго забыл о строптивом председателе и приехал к нему вновь спустя какое-то время. Там все осталось по-старому, Курман не выполнил ни одного предписания, наказанного в прошлый раз. На гневные упреки и ругань секретаря Курман ссылался на непогоду, не вовремя выпавший дождь, на внезапную болезнь одного из работников, на аллаха и на что-то еще, язык у него был подвешен очень хорошо. Секретарь снова дал ему указания сделать то-то и то-то и предупредил, что в случае невыполнения дело может дойти до суда. Курман в ответ лишь кивал головой и не обиделся, когда секретарь, внимательно следивший под конец, отверг его подношение.
В следующий раз секретарь поехал туда на машине побольше, с кузовом, и захватил с собой на всякий случай двух милиционеров. Приехав, он увидел, что опять ничего из того, что он говорил, не выполнено, он арестовал Курмана и привез его в райцентр, Курман же был весел и улыбчив, с минуту что-то говорил стоящим рядом землякам, и без понуканий залез в машину.
В милиции он находился несколько дней, не выглядел расстроенным или огорченным. Наоборот, он рассказывал всякие смешные истории и расположил к себе всех его окружавших. Грозный глава района надумал его сместить, но охотников на его место из районной администрации не находилось, а когда насели с этим предложением на одного молодого специалиста, тот заявил, что лучше я совсем уеду отсюда. В это же время, скорее всего, произошло то, о чем мне впоследствии рассказывал один работавший со мной приятель, старше меня на несколько лет. В то время он находился в армейском отпуске и проходил мимо милиции. Там перед зданием расположилась целая толпа, настоящий цыганский табор. Половина деревни Кызыл-Ту собралась там, старики и женщины с ребятишками и даже грудными детьми. Они там поставили палатки, развели костер, повесили над ним чайник и не давали милиционерам, которых вышло всего двое, потушить его. Время от времени слышалось: — Отдай наш Курман! — Во дворе милиции они и ночевали.
Кто-то из сотрудников, недовольных новым секретарем, позвонил в Тюмень, и оттуда последовало строгое распоряжение Курмана отпустить, извиниться перед ним, а виновных в этом инциденте наказать. Это был сильный щелчок по самолюбию слишком уж грозного и самолюбивого секретаря, но не подчиниться этому он не мог.
Я бывал там каждый год, приезжал на велосипеде, общался с ребятами, набирал грибов в соседних перелесках. Потом, в самом конце пятидесятых, это село опахали кругом, не без участия, скорее всего, настырного секретаря, перестали давать деньги, вроде как лишили населенного статуса. Возможно, как-то немного иначе происходили события, но факт, что самобытная деревня исчезла. Жители разъехались, большинство по окрестным деревням, а кое-кто и подальше. Курман время от времени приезжал верхом на лошади к отцу и все так же не унывал, всегда сохранял хорошее настроение. Сейчас там с той поры осталось лишь мусульманское кладбище, которое не выглядит заброшенным.
Год 1959
В начале учебного года в нашем классе появился новичок. Это была девушка, родители ее переехали сюда на жительство из соседнего района. Помню я, как ее звали, Нина Варлачева. Во всей школе она вызывала удивление тем, что у ней не было кос, которые в то время носили все девочки и девушки в нашей школе. У одной нашей одноклассницы туго заплетенная толстая коса доходила до колен. У Нины же вместо этого была пышная гривка светлых волос, едва доходящая до плеч. Учителя, особенно женщины, косились на нее очень неодобрительно. Они беспокоились, как бы у Нины не появились последовательницы, и действительно, спустя два-три месяца так же коротко постриглись еще несколько девушек из старших классов, родители у которых были более современными и продвинутыми. Но таких было мало, подавляющая часть даже и слышать не хотела о чем-то подобном. С каждым годом всетаки косы все более и более теряли свою популярность. С мужской точки зрения, сколько же с этими косами возни. Мыть и сушить их приходилось часами, потом расчесывать, заплетать, за них дергают мальчишки, они все таки сколько-то весят…
Интересная демографическая обстановка сложилась в поселке в это время. Через месяц-другой после переписи населения, которая впервые после войны прошла в 1959 году известно стало, что население поселка составляло чуть более четырех с половиной тысяч, а если приплюсовать население примыкающей Вагайской фермы, то и все пять тысяч, из них около полутора тысяч школьников, то есть жителей от семи до семнадцати лет. К тому же надо сказать, немало было также и малышей, не достигших школьного возраста. Это
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 38
