по договору.
— Ага. Так я вам и поверила.
— Уж придётся, всё равно твоё жильё непригодно. К папе поедешь?
— Ар-р-р, — я опять уткнулась лбом в стол.
Больше ничего не кружилось, тошнота прошла и стало сонно и ленно.
— А-р-р, — ответил господин Лев Левин.
— Где подво-о-ох.
— Нигде. Ну так что? И ни слова о прошлом.
— А ребёнок? Не верю, что он вас не интересует.
— Интересует. Но пока больше интересуешь ты.
— Значит всё это…
— Пока интересуешь. Остальное обсудим потом. Не понравится — уйдёшь.
— Мы не можем бросить Мотю…
— Не бросим. Всё решим.
— Я буду платить после стипендии. Так что никаких авансов.
— Как скажешь.
— Вы меня не контролируете.
— Не стану.
— У каждого своя жизнь.
— Абсолютно.
— Продукты пополам.
— Холодильник пустой, завтра же поедем в “Ашан”. Если нет денег — запишу тебе долг.
— Тут чертовски неуютно…
— Я готов вложиться в поездку в “Икею”, всё что захочешь, это же мой дом и мои вещи, они останутся мне, всё справедливо.
— Я об этом пожале-ею…
— Да, но видела бы ты вид из окна твоей комнаты.
И этот дьявол отвёл меня в “мою” комнату из которой открывался вид на город.
"Спальня" была квадратов тридцать пять, что примерно равнялось или даже превосходило площадь нашей с Мотей квартиры. Пустая, жутко неуютная. В углу диванчик, крошечный и детский. Комод. Шторы жуткие, с какими-то ленточками-бантичками у гардины. Обои скучные, однотонные, а на одной стене такое наклеено, что просто вырви глаз: вензеля и богатство. И плафон над диваном. И меловая доска в пол стены, зачем-то.
— Треш…
— Ну обставишь завтра как хочешь. Мебель с меня.
— Нечестно.
— Честно. Запишу в долговую книгу.
— Долговую яму ты хотел сказать.
Двадцать девять прощальных “против”
Я всё решила к восьми утра. Я не спала до восьми утра. Я думала до восьми утра, а потом всё-таки отключилась.
Я и “пузырёк” во мне.
И эта фантастическая, невозможная, идиотская история в которой все мы оказались. Я правда согласилась тут жить? Я пожалею к утру, это точно. Но пока почему-то это казалось вполне оправданным. Пока. Рассвет всегда вносит коррективы в ночные гениальные идеи. Ещё несколько часов назад я Льва ненавидела всем сердцем.
А ещё… Сегодня я снова испугалась за жизнь “пузырька”, кого тут обманывать. Мне было жаль, когда заболел живот, мне было жаль, когда он ныл и я накручивала себя на тему того, что мне говорила барменша Лида: “При выкидыше болит спина и ноет низ живота”.
До восьми утра я прокручивала в голове все за и против. Даже встала и подошла к меловой доске вмонтированной в одну из стен, тут явно была когда-то детская. Нашёлся и мелок. Розовый.
За и против.
Что там у нас?
Против
У меня нет работы
У меня нет денег
Я ничего не сделала в жизни
Я ничего не знаю о детях
У меня нет жилья
У меня нет мужа
Я до сих пор не умею дружить
Мне нечему научить ребёнка
За
Я боюсь, что с ним что-то случится
Лев — норм.
И что это такое?
Сидела напротив доски, на полу, скрестив ноги по-турецки и думала что же с этим делать. Имею ли я право вычеркнуть все “против”, если очень хочется “за”.
Всего двадцать часов назад я не знала, как жить дальше. А теперь сижу в комнате выделенной мне Львом, и мне… безопасно. И вдруг не кажется страшным ни один пункт списка. И вдруг голова сама ищет выходы.
Но как же страшно было папе?.. Как страшно было маме, раз она ушла?
Папа потратил на меня жизнь, а был ли счастлив?
Он сделал счастливой меня. Сделал же? Может теперь я должна сделать кого-то счастливым…
А как, если сейчас я чувствую только жуткие долги давящие на спину…
А может это глупости?
Нет. Я это чувствую, значит это не глупости.
К восьми утра я отложила мелок и легла на диванчик. Мне выделили простынь, одеяло и пару подушек, всё чистенькое и белое, пахнущее порошком. И это было удивительно кайфово и уютно. Я свернулась на диванчике, который будто идеально подходил под мой рост, и уснула с мыслью, что я возможно смогу заполучить человека, с которым буду… дружить? Как бы смешно это ни звучало. И это я не про Льва.
Я тебя предупреждала, Пузырёк. У тебя был шанс сбежать. Дождёмся семи недель от твоего создания (хоть это и глупо. Все знают, что тебе нифига не семь, самозванец) и пойдём вставать на учёт. Я всё придумаю.
Какая же я глупая. На пустом месте… вот так… ни с того ни с сего. А как же метания? Поиски причин и ломка? Неужели меня купили красивым видом из окна и пожаром?
Или я решила всё уже давно?
***
— “Ашан” или “Икея”?
— “Ашан”, — вздохнула я, чувствуя потребность в еде.
Завтрак был скудным, потому что в холодильнике нашлась только сушёная мышь. Зато мне выдали чашку кофе, мы гуглили с утра сколько мне этого кофе можно и решили, что кружка в день да ещё и с молоком — вписывается в обозначенную на вумных сайтах норму.
Мы заедали потрясный кофе отсыревшим печеньем и одним куском пирога на двоих, всё же поровну, верно? И мне чертовски нравилось, что никто не делает авансов. Что мы делим пирог, кофе и печенье. Меня до ужаса пугало всё, что связано с “всё лучшее детям” и “всё лучшее женщинам”.
Мы гуляли между полок с огромной перегруженой корзиной, и я понимала, что в жизни не закупалась так крупно. Сколько там уже? Пять-шесть тысяч? Ну да… половина от половины моей стипендии, как же, долговая яма. Долговой овраг.
— Это всё очень дорого, — я покрутила в руке молоко для капучино, цена которого улетела в стратосферу из-за картонной упаковки и красивого слова.
— М-м… ну возьми для себя что попроще. У нас свободная страна.
— И потом мы будем делить счёт?
— Это слишком бредово…
— И что тогда?
— Меняю еду на услуги…
— Э-э-э… — я стала накаляться, как его индукционная плита. Мгновенно!
— Услуги клининга, ты такая испорченная, — пожал плечами Лев и отобрал у меня космическое молоко.
— Это как? — я его догнала как раз у йогуртов, где в корзину летели баснословно стоящие творожки-муссы-живые бифидобактерии и прочее.
— Ну тебе не уютно в квартире, мне тоже. Там срач жуткий, если присмотреться. Я бы нанял уборщицу, но зачем, если есть ты? Помаленьку… потихоньку… за еду.
