с этой точкой зрения по существу. Логика никогда не развивалась в Китае как наука, поэтому китайцы опираются не на логику, а на собственный, может быть, более надежный, здравый смысл. В китайской литературе также нельзя отыскать систему аргументации, потому что китайцы, ввиду свойств их менталитета, просто не верили в вещи такого рода. Соответственно не получила развития диалектика; жанр научной статьи никому не известен.
Бернхард Карлгрен (1889—1978), видный шведский синолог, недавно написал статью, в которой отметил логические ошибки, допущенные «высшими авторитетами» Китая при определении степени подлинности древнекитайских произведений. Некоторые ошибки действительно представляются наивными, если смотреть на это с позиции европейской методологии. Китайцы никогда не умели писать статьи в десять тысяч или даже в пять тысяч слов, чтобы доказать какой-нибудь тезис. Они ограничивались заметками. Что же касается истинности того или иного положения — об этом пусть судят потомки. Вот почему китайские ученые всегда оставляли нам так много сборников записок, которые назывались «Бицзи» — «Вслед за кистью». В них нет деления на параграфы, так что мнения об авторстве тех или иных литературных произведений и исправление ошибок в исторических хрониках перемешаны с сообщениями о сиамских близнецах, лисах-оборотнях, героях-храбрецах и отшельниках, поедающих гусениц.
Китайские авторы выдвигают один-два аргумента и тут же делают вывод. При чтении их заметок редко удается проследить путь от аргументов к конечному выводу. Их тезисы и аргументы занимают мало места, но вдруг становится ясно, что автор что-то понял и его вывод налицо. Лучшие записки, например «Жи чжи лу» («Записки ежедневных познаний») Гу Яньу (1613—1682), создали этому жанру прекрасную репутацию, конечно, благодаря не логическим положениям, а точности суждений, по поводу которых согласие или возражения выскажут потомки. Порой две-три строки в записках Гу Яньу являлись итогом нескольких лет кропотливой работы и были, можно сказать, вполне научны. Ради подтверждения какого-либо исторического факта автору, человеку энциклопедических знаний, порой приходилось совершать многочисленные путешествия. Но его ошибки очень трудно выявить, да и в его правоте не сразу удостоверишься. Им можно только восхищаться, так как за минувшие после его кончины три века ни один писатель не выразил каких-либо сомнений по поводу мнений Гу Яньу.
Здесь мы обнаруживаем противостояние логики и здравого смысла, который в Китае заменил и индукцию, и дедукцию. Аналитическая аргументация предполагает разделение истины на несколько аспектов для дальнейшего ее поиска, в результате истина теряет естественные внутренние связи и содержание. А здравый смысл рассматривает ситуацию как живой организм. У женщин здравый смысл часто более развит, чем у мужчин. В критических ситуациях я всегда доверяю именно решениям женщин. Они способны охватить внутренним взглядом всю картину целиком сразу, их не дезориентируют частности. В лучших китайских романах, таких как «Сон в красном тереме» и «Е соу пу янь» («Речи неотесанного старца»), женщины выступают самыми лучшими судьями, которые могут принять верное решение в любой ситуации. Их речи всесторонне обдуманы и восхищают слушателей. Логика, которой недостает здравого смысла, опасна. Если у человека уже сложилось определенное мнение, ему легко благодаря «научным мозгам» и аргументам a, b, c получить то, что нужно. Он похож на ученого Казобона из романа «Мидлдмарч» Дж. Элиот (псевдоним английской писательницы Мэри-Энн Эванс, 1819—1880. — Примеч. ред.), который не заметил в жизни жены того, что было очевидно любому мужчине.
Такая религия здравого смысла имеет философскую основу. Любопытно, что китаец, оценивая корректность какого-либо утверждения, апеллирует не только к разуму, но и к человеческой природе. Понятие «разумность, рассудительность» по-китайски — цинли, «здравый смысл». Слово состоит из двух морфем: первая, цин, означает человеческую сущность, вторая, ли, означает небесный порядок. Цин — это переменный человеческий фактор, ли — неизменяемые законы космоса. Комбинация этих двух факторов и есть критерий при оценке каких-либо действий или исторических проблем.
Оппозиция этих двух китайских понятий сходна с оппозицией смысла английских слов «reason» и «reasonableness» — «разум» и «рассудительность». Кажется, Аристотель сказал, что человек есть «рассуждающее», а не «рассудительное» существо. Согласно китайской философии, которая признает истинность этого тезиса, человек должен стараться быть рассудительным, а не просто резонерствовать. Вообще, китайцы рассудительность ставят выше разумности. Ведь разумность абстрактна, аналитична, основана на идеалах и имеет тенденцию к логическим крайностям. А рассудительность более реалистична, более гуманна, теснее связана с реальностью, помогает точнее оценить ситуацию.
Для западного человека достаточно, если некий тезис обоснован логически. Для китайца этого далеко недостаточно, так как этот тезис должен также соответствовать человеческой природе, и это важнее, чем не противоречить логике. Китайцы готовы на все, чтобы противостоять тому, что соответствует разуму, но они никогда не согласятся с тем, что противоречит природе человека и здравому смыслу. Эта религия здравого смысла и преклонение перед рассудительностью оказали самое значительное влияние на жизненные идеалы китайцев, и в результате возникло учение о «золотой середине», о котором речь пойдет в следующей главе.
Интуиция
Однако такого рода форма мышления тоже имеет пределы, потому что логика здравого смысла применима только в отношении человеческих занятий и поступков и неприменима для объяснения загадок космоса. С помощью рассудительности люди могут разрешать возникшие между ними споры, но не в состоянии обнаружить местонахождение сердца, печени или определить функции поджелудочной железы. Поэтому, строя предположения относительно загадок природы и человеческого тела, китайцы в значительной степени следуют интуиции. И в результате китайцы, как ни странно, расположили сердце справа, а печень — слева. Широко образованный китайский ученый Юй Чжэнсе (1775—1840), чьи записки «Гуй-сы лэйгао» («Записки года гуй-сы») в свое время были весьма популярны, прочитал «Анатомию человека», переведенную на китайский язык иезуитами Якобом Ро, Джеймсом Терренсом и Никколо Лонгобарди, и узнал, что сердце находится слева, а печень — справа. И сделал вывод: раз у людей Запада и китайцев внутренние органы расположены неодинаково, то и религия у них неодинакова. Такого рода дедукция — прекрасный пример интуитивного умозаключения. Кроме того, раз у китайцев столь несовершенные внутренние органы, только они и могут стать христианами. Этот ученый шутливо заметил, что если бы иезуиты знали об этом, они не стали бы с таким рвением проповедовать в Китае, пытаясь сделать христианами наполовину нормальных людей.
Он сделал такой вывод совершенно серьезно. На деле его метод — это типичный образец применения китайцами интуиции в области естественных наук и психологии. Однако теперь стали доверять научным методам, находя в них некий смысл. Хотя, возможно, кое-кто и придает слишком большое значение тезису о том, что «главная функция сахара в процессе производства мороженого — придавать мороженому сладкий вкус», все же
