Книга Вот оно, счастье - Найлл Уильямз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 88
Первая служба привлекала паству постарше. Едва ль не призрачно и в сопутствующем облаке недорогих цветочных духов Женский придел заполнялся антикварным собранием дам в шляпках и капорах всех оттенков, стилей и устройств. Как я уже говорил, бытовало неписаное, однако всем понятное распределение по рядам: в первом, прямо напротив Матью Лири в Мужском, – миссис Фроли, в один прекрасный день решившая жить дальше и уже достигшая фольклорных ста лет, к каковому возрасту жизнь устранила в ней всякий сантимент и наделила ее свирепым и лютым взглядом древней вороны. Среди старших старшинство учитывали – в Фахе выживание было единственной значимой победой, и любому, кто задерживался на планете так надолго, даровалось соответствующее почтение. Рядом с миссис Фроли – миссис О Доннелл, девяностолетняя птица-молодица в дальнозорком поиске потенциального супруга в соседнем приделе. Взгляд устремлен вперед; эти женщины возносили свои молитвы вневременным приблизительным шепотом – кажется, вот так молится сама сыра земля, бусины четок текут сквозь пальцы подобно круговой реке души.
Мужской придел начал заполняться вслед за Женским. Очевидно было, что кто б там в неведомом далеке ни просчитал Стандартный Размер, ноги в Фахе ему не соответствовали. Из-за несуразности в замерах или падкости на фасонистое – или от нежелания признавать, что от топтания по земле ноги у них разнесло несусветно, – женщины носили обувь изумительно не по ноге. Мужчины не лучше: из резиновых и обычных сапог – в черные ботинки, какие могли б сойти за лодки; на первую Мессу ноги-то приволакивали, кто-то левую, кто-то правую, кого-то изувечило животное, кто-то попал ногой в колесо, под колесо, кто-то лишился пальца, кто-то двух, а кому-то их скрючило, у кого-то шпоры, щиколотки раздуты и по-всякому шатки-валки, кому-то ногу попортило сельхозтехникой так или иначе (то есть всеми способами, какие сельское хозяйство способно устроить), походки испорчены в малом или по-крупному, а поверх всего этого (и в дань, и в развитие традиции прадедушек и прабабушек, приходивших в деревню босиком, с обувкой в руках, кою надевали лишь у одного из четырех крестов и в церковь вступали свежеобутыми) надевали они лучшую обувь, и, пусть зашнурованная и начищенная, от редкого ношения и бед с ногами была она сущим смертоубийством.
Итак, общий вздох, когда все уселись. И мое чувство, что я нахожусь в обществе личностей героических или нуждающихся в исцелении.
Первую службу вел Отец Том. Он произнес ее стремительно и без проповеди, эдак по-деловому, при кованой-то вере всех прихожан проскочила она как по маслу. В те времена ты был скорее свидетелем, нежели участником, наблюдал, как происходит Месса, а затем тебя спрашивали: Успел ли на Мессу? – и возникал миг неуверенности, успел ли.
Латынь взмывала и зависала над уставленным свечами алтарем, словно воздушная резьба, причудливая, и вычурная, и иномирная – как раз таким в то время полагалось быть Богу. Кристи недреманно высматривал Анни Муни и лишь когда к Причастию уверился в том, что ее тут нет, сел поглубже на скамью и все его тело расслабилось. По-моему, только мы с ним и не причастились. Миссис Фроли получила причастие первая, торжественность персоны и целый прожитый век обязали Отца Тома дождаться ее у ограды, в той паузе кто-то из Келли громыхнул патеной, за что заслужил подзатыльник, какой получит позднее.
До следующей службы предстояло скоротать некоторое время. Мы выбрались наружу вместе со всеми, а поскольку Кристи обустроил у себя в уме, как и где он желает впервые увидеться с миссис Гаффни, мы вышли из деревни и подались к реке.
– Она будет к десяти, – сказал он, вытащил папиросы, вотще похлопал по карманам в поисках спичек и, когда я зажег ему, выпустил часть того, что в нем копилось, целой лестницей дыма.
Размышляя об этом сейчас, я думаю, до чего маловероятно это: через шесть десятков лет человек способен сохранить в себе полоумную, старомодную, наивную, однако все еще живую грезу о счастливой развязке, о новой встрече с женщиной, которую любил десятки лет назад, и воображать, что результат будет отличаться от катастрофического.
Если и разговаривали мы у реки, я забыл, что было сказано. Скорее всего, ничего значимого.
За полчаса до десятичасовой службы Святая Цецелия была битком. Вот это да, – словно говорила церковь, и собралась теперь совсем другая паства, примечательная яркостью цвета и безмолвием невыраженной радости, что Христос вновь воскрес. Мы увидели, как Дуна и Суся двигаются по Церковной улице, и проводили их в Длинный придел; Суся, осененная триумфом прыгучей прически, сделалась на дюйм выше, возвеличенная свитой в составе постояльца-электрика и Дуны, плененного великолепием происходящего.
– Ну дела.
Когда мы прошли мимо Мика Мадигана, вставшего в дверях, все ряды были заполнены. Никакой на белом свете разницы Дуне в том не было – он выбрал ряд где-то посередине, подождал, чтоб сидевший с краю чуть подвинулся, затем села Суся и сдвинулась вбок, следом сел Дуна и сделал то же самое, затем Кристи, а потом и я. Смотреть вдоль ряда, притиснутого к стене, я не дерзнул. Но ровно это же происходило по всей церкви по мере того, как спешили внутрь последние христиане, преклоняли колена и не глядя усаживались на свободное место, которого до того мига не существовало. Ряд затаивал дыхание, теснился гармошкой, и церковь превращалась в единое живое море отмытых, отутюженных, отшампуненных и надраенных до блеска.
Перед службой паства участвовала в одной из свойственной человечеству забав: оглядывала себя. Пасха – время шляпок, и Маура Секстон перещеголяла саму себя, нацепив головной убор, который в этом году украшали не только перья, но и фрукты. Морин Мунгован, уполномоченная погодой, надела свободное платье из лимонного льна. Присутствовал страж правопорядка Гриви, Буфа в своей дневной версии, а также Шила Сулливан, утиравшая сыну рот носовым платком – раскроенной надвое пеленкой. То был мир детей, вертевшихся, возившихся, усаженных, болтавших ногами, – Прекрати сейчас же, – крутившихся, глазевших во все свежее лицо и распахнутые глаза на загадку взрослого, стоящего позади на коленях, втащенных обратно, вновь усаженных, но вновь соскальзывавших, обнаруживавших, что церковные скамьи – идеальные пиратские сходни, крепостные укрепления, а если протиснуться мимо коленок или всего одной пары, можно пройтись рядом с коленопреклоненными и по неписаному закону Церкви оказаться недосягаемым для замечаний, пока не вспомнишь, что на кону шоколадка.
Кто-то еще из Келли звякнул в колокольчик, и из ризницы показался Отец Коффи. Главенство праздника проступило в пыланье щек его – оттененные белизной облачений, они придавали ему пасхальный вид. Службу он провел с возвышенной серьезностью, словно впервые, и меня это тронуло – как трогает нечто утраченное. В его устах “Кирие” и “Конфитеор”[53] – каменные скрижали, древние и непререкаемые. Он вскидывал лицо и обращал кверху ладони, словно сквозь витражное окно над Длинным приделом можно поймать солнечные лучи, отраженные прямо от воскресшего Христа.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 88
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Вот оно, счастье - Найлл Уильямз», после закрытия браузера.