Вера Павловна, не будете музыкой заниматься, то извольте мне помочь.
Делать было всё равно нечего, так что я согласилась, не представляя, в какую авантюру пускаюсь. Мы с Аглаей сняли шторы во всех комнатах, уничтожили многолетние запасы пыли. Экономка несколько раз посылала в прачечную конюхов. Несмотря на пасмурную погоду особняк как будто начал оживать. Распахнутые настежь окна приносили свежесть, прохладу и мелкие капли дождя. Только две комнаты остались нетронутыми – кабинет Голицына и закрытая комната. Когда я поинтересовалась у Аглаи, почему вход туда закрыт, она только махнула рукой, мол не о чем тут говорить. Больше я от неё ничего не добилась.
Затянувшаяся на пару дней генеральная уборка неожиданно меня увлекла. Что ни говори, а лучше всего привести мысли в порядок помогает физическая нагрузка. Дома я регулярно ходила на тренировки, а здесь целыми днями за инструментом засиделась. И сама не осознавала, как приятно было размяться, пускай даже и столь тривиальным занятием, как уборка.
Сергей Александрович явился к вечеру третьего дня.
Не сказать, что я не думала о нём все эти три дня. Думала, ещё как. В списке моих проблем поцелуй на балконе стоял сразу после фиаско во дворце. А постепенно, как только ярость и обида схлынули, вышел в лидеры. Я снова и снова воскрешала в памяти образы, въевшиеся в подкорку – прикосновение сильных рук к талии, требовательный поцелуй, воспоминания о котором до сих пор вызывали у меня мурашки. И чем больше я об этом думала, тем больше понимала, что это не было случайностью. Практически с первого дня встречи нас неминуемо тянуло друг к другу, и рано или поздно это должно было случиться.
Я знала, что опасно пускать это чувство глубже в сердце, но с пугающей ясностью понимала, что хочу испытать это снова. И, быть может, даже больше. Однако, будь передо мной парень из моего времени, я прекрасна знала, как поступить: лучшая стратегия – искренность. В наше время уже давно перестало быть странным, когда девушка делает первый шаг или достаточно быстро отвечает взаимностью. Что же делать с мужчиной, который рос ещё в эпоху Екатерины Великой, да ко всему прочему был меня старше не меньше, чем на десять лет, я представления не имела. Я решилась поговорить с Сергеем Александровичем, когда он вернётся. Аккуратно, быть может намёками… Но поговорить.
Потому, когда Голицын, наконец, появился на пороге дома, я была искренне ему рада. Да и к тому же обнаружила, что чрезвычайно скучала по своему компаньону все эти дни. И хотя работа с Аглаей меня здорово отвлекла, вечера без наших посиделок за ужином, которые, порой, затягивались до поздней ночи и плавно перетекали в гостиную, казались одинокими.
– Сергей Александрович! – Я вышла навстречу мужчине следом за Аглаей, которая приняла у графа плащ и цилиндр. Но моя радушная улыбка наткнулась на холодный взгляд. Я даже опешила, застывая посреди холла.
– Здравствуйте, Вера Павловна. – Голос его был сухим и строгим. Также он разговаривал со своей сестрой. – Надеюсь, Вы можете уделить мне время? Мне необходимо срочно с Вами побеседовать.
– Может, сначала чаю? – Неуверенно предложила я, внутренне замирая от ужаса.
– Нет, это не терпит отлагательства. – Отрезал мужчина и прошёл мимо меня в музыкальную гостиную, кивком приглашая следовать за ним. Сердце в панике забилось под рёбрами. Что же такого я успела натворить?
Граф становится возле натопленного камина, оглядывается. Видит, что в комнате что-то поменялось, но не может понять что. Потом качает головой и обращает свой взор на меня.
– Вам, верно, любопытно, где я был всё это время, мадемуазель. – Конечно, было. Но я промолчала, потому что моего ответа Голицыну явно не требовалось. – После нашего памятного разговора, при котором присутствовал Роман Гавриилович, я немедленно отправил в Новгород своего человека, чтобы разузнать побольше о Вашей родне и тётушке, в частности. Видите ли, Вера Павловна, я искренне хотел помочь.
Я уже поняла, к чему клонит Сергей Александрович, и в панике пыталась придумать новую ложь. Но вся она казалась наигранной и неубедительной. История про тётушку изначально тоже не блистала гениальностью, но, а теперь положение уж совсем было отчаянным. Не рассказывать же Голицыну правду?!
– И что же я узнаю? – Продолжал граф, вытаскивая из рукава конверт. – Мне присылают письмо, в котором написано, что никаких Оболенских в Новгороде не живёт. Если и жили, то это было так давно, что уже былью поросло. – Письмо мужчина уронил на столик перед камином. – Я несусь в ночь, чтобы лично удостовериться в том, что это не ложь.
Голицын переводит дыхание. Даже в сумраке комнаты видно, что на его щеках играет болезненный румянец.
– Однажды я уже обжёгся на лжи от близкого мне человека, Вера Павловна. – Он поднял на меня взгляд, полный боли и горькой досады. – Не думал, что это произойдёт вновь, но в том лишь моя вина. Что касается Вас…
Он поморщился, отводя взгляд. Лицо его стало жёстким, безжизненным. Таким, каким я увидела его впервые на приёме у Толстых и от которого совершенно отвыкла, увидев настоящего, живого Голицына. Интересного и остроумного собеседника, галантного кавалера, а порой – мальчишку, который прятался внутри взрослого мужчины. Он умел быть тактичным, скромным, молчаливым и разговорчивым, поддержкой и опорой. Страстным влюблённым и… холодным.
– Я прошу лишь одного: честности. Так что, будьте любезны ответить, кем Вы являетесь на самом деле, Вера Павловна?
Я стояла, глядя на лицо Голицына, в отчаяние. В моей голове не было ни одной мысли о том, как выкручиваться. А главное – как теперь вернуть доверие графа? И дело было не в том, что я останусь без крыши над головой или покровительства, а в том… В том, что мне было это необходимо. Что помыслить себя сейчас без Голицына было странным и страшным. У меня закружилась голова, я побыстрее схватилась за каминную полку, чтобы не упасть. Или может лучше упасть? Притвориться, что бухнулась в обморок, а там что-нибудь придумаю.
И в этот момент дверь за моей спиной с громким стуком распахнулась.
– Вера! – Донёсся мужской голос сзади. – Сестрица!
Я быстро обернулась. В дверях стоял высокий, худосочный и немного нескладный молодой человек с цилиндром в одной руке, с тростью в другой.
– Братец! – Я кинулась навстречу гостю. Тот быстро сгрёб меня в свои объятия. Я видела его впервые в жизни.
