— Как ты мог просто так отпустить его? — набросилась она на Кейна, когда тот вернулся.
— Я еще не знаю, что мне делать, — честно признался тот.
— Я расскажу тебе, что ты сделаешь. Ты заплатишь за него долг и в который раз спасешь честь семьи. Если Рори снова попадет в какую-нибудь передрягу, а это наверняка произойдет, и ты знаешь, так оно и будет, ты снова окажешь ему покровительство!
Он подошел к ней и, взяв ее холодные руки, прижал к своей груди.
— Похоже, в этот раз обормот серьезно влип. Полиции он будет больше интересен как наводка, чем как взломщик и грабитель.
— Наводка на кого?..
— Для начала на того, кто организует эти собачьи бои, — сказал он. — Рори слабоволен и вполне может оказаться на поверку заядлым игроком, но он мой кузен. Он нуждается в помощи, и, если он пожелает, я всегда поддержу его.
— А если нет?
Черты воина превратились в непроницаемую маску.
— Тогда ему придется все расхлебывать самому.
Эмма выдавила слабую улыбку.
— Просто так ты его не бросишь!
Кейн молча прижал ее к своему мускулистому телу и крепко обнял, сцепив руки у нее за спиной.
— Ты вся дрожишь, — пробормотал он, уткнувшись ей в волосы. — Хочешь, я сделаю что-нибудь выпить?
Эмма покачала головой.
— Это обычная реакция. Я слышала, как ты дрался с ним. А потом я так разозлилась на него, что готова была убить!
Кейн приподнял ее подбородок и заглянул ей в глаза, и впервые за все время она не увидела в них холодного огня.
— Извини, — сказал он и после секундного напряженного молчания повторил: — Извини.
И затем наконец он поцеловал ее.
Эмма ответила на его поцелуй с той страстью, которую сдерживала всю последнюю неделю. Она не сопротивлялась, когда он взял ее на руки и понес в комнату, где они спали первую половину ночи; его губы не отрывались от ее губ, он наклонился и положил ее на кровать.
Но когда Кейн отпустил ее и начал вставать, она резко сказала «нет!», крепко вцепившись в его рубашку.
— Эмма, — пробормотал он, — не усложняй. Я не хочу, чтобы утром ты обо всем сожалела, — мрачно произнес он.
Сожалела? Как она может сожалеть?! Если только он не покинет ее…
— Я не хочу, чтобы ты уходил.
— Ты боишься…
— О, Кейн, я не боюсь… если только чуть-чуть. — Сквозь темноту она всматривалась в эти властные, жесткие черты лица мужчины, которого любила, и продолжала говорить со страстной убедительностью: — Я прекрасно знаю, что делаю.
— Надеюсь, что так, — отозвался он и снова поцеловал ее.
Что последовало за этим, не поддается никакому описанию — это уже не было вежливым ухаживанием, это было слиянием, страстной любовной схваткой.
Эмма всегда представляла себе, что физическая близость будет сладостной и нежной, что любимый мужчина поймет ее робость и поэтому будет нежно обращаться с ней.
В близости с Кейном оказалось мало нежности, так же как и в ее ответном чувстве. Позже, когда она вспоминала, что делала и что говорила, она пришла в ужас от собственной откровенности и нескрываемого голода.
Его руки сорвали с нее всю одежду, и она сделала то же самое с ним. Он надолго прижал ее к себе, его губы приникли к ямочке у нее на шее.
Теперь, когда она вдыхала воздух, наполненный головокружительным мужским запахом Кейна, когда испытывала трепет от скольжения его рук по ее гладкой коже, когда слышала быстрое неровное биение его сердца рядом со своим, она подумала: рядом с ней уже никогда не сможет оказаться другой мужчина.
— Эмма, прекрасная, веселая, страстная Эмма! Я жаждал увидеть тебя такой с самого первого момента нашего знакомства.
— Я этого не знала, — прошептала она.
— Надо же! А я думал, что моя страсть к тебе просто бросается в глаза. — Он поцеловал ее в ключицу, а потом приподнял так, что ее голова и плечи откинулись назад, и легко добрался до груди своим изголодавшимся ртом.
Сладострастная волна прокатилась по ней, когда он целовал маленький круглый комочек на одной груди. Странный, необычный шепот застрял у Эммы в горле. Она хрипло произнесла его имя, и ее тело словно охватило пламя, пронзая настолько больно, что она вся скорчилась возле Кейна, стараясь хоть как-то облегчить эту пытку.
Она никогда не думала, что занятие любовью будет похоже на неудержимое примитивное торжество тела, в котором нет ничего разумного или цивилизованного.
Его и без того резкие черты еще более обострились — единственный внешний признак того, с каким неимоверным трудом он сдерживает себя. Легкая паника заволокла ее мозг.
— Все хорошо, — словно почувствовав ее беспокойство, сказал Кейн. — Не бойся! Позволь мне показать тебе, как это может быть, Эмма…
И он показал.
Покоренная его искусностью и увлеченная собственным желанием, она следовала за ним туда, куда он вел ее, испытывая благоговейный страх перед скрытой силой его горячих гладких плеч, крепко прижимавших ее к кровати, слишком хорошо осознавая, насколько она сама беспомощна перед этой мужской силой.
Оглушенная требовательной настойчивостью его губ, она заметила, как его глаза приобрели оттенок чистого золота — голодные глаза, которые наблюдали за ее реакцией с торжествующим удовлетворением. Он поцеловал другую грудь, и его волнение тут же передалось Эмме. Резко и непроизвольно ее тело выгнулось, желая ощутить более тесную, более существенную близость.
— Подожди минутку, — хрипло сказал Кейн.
Она спросила: «Что?» — а потом замолчала, догадавшись, что он делает. Кейн почти тут же вернулся к ней и медленно, одурманивая, принялся снова нежно целовать.
Вскоре, когда она опять вся трепетала от желания, он набросился на нее, закрывая свет, и на секунду она застыла от первобытного страха перед неизведанным, смутно осознавая, что, когда это произойдет, пути назад уже не будет.
И в этот момент он вошел в нее, и осторожный толчок причинил ей небольшую боль. Медленное безжалостное вторжение на секунду успокоило неистовство, бурно клокотавшее в ней.
Боль в ее теле поднялась откуда-то из глубины, такая близкая к лихорадочному ознобу, что она попыталась уменьшить ее, выгнувшись снова и инстинктивно вращая бедрами.
— Нет! — сказал он властно и резко.
Но Эмма услышала, как он шумно вдохнул воздух, почувствовала неистовое биение его сердца и, прижавшись губами к выпуклости мышц на его плече, укусила Кейна.
Восприняв это как сигнал, он полностью, до конца вошел в нее, устанавливая такой ритм, который увлек ее в другой мир, мир, в котором имели значение только вещи физического свойства — резкое прерывистое дыхание Кейна, когда он наконец освободился от контроля, смешение запахов их тел, его гладкая разгоряченная кожа под ее пальцами, сила и мощь его обладания, жаркий отклик ее собственного тела, когда она тесно прижималась к нему.
