– Да ладно тебе! – воскликнул журналист. – Ты наверняка их знаешь! Буду играть в открытую. Кстати, меня зовут Фил, я репортер местной газеты.
Он протянул мне руку. Мне ни капельки не хотелось ее пожимать, но я сделала это, чтобы вести себя по-человечески среди людей. Бейтел тоже пожал журналисту руку. Мы представились.
– В последнее время на острове много воруют, – сказал Фил. – Подозреваемые – девочка и собака. Я об этом статью написал.
Я кивнула.
– Я знаю всех местных детей, – продолжил Фил, – и всех собак тоже. Жителей здесь немного. Эти двое не здешние. Они с материка, я уверен, а кемпинг тут только один.
– А еще – куча гостиниц, пансионов и домиков, которые сдаются отдыхающим, – парировала я.
– Но их обходить мне уже не придется, – сказал Фил, – после того, что мне рассказал мой новый друг.
– И что же тебе рассказал твой новый друг?
Это спросил Донни. А рядом с ним стоял Дилан.
Фил представился и показал им фотографии:
– Это Жаклин Кроммелинге и ее младшие братья Бакс и Никель. Они пропали. Вместе с собакой. Сбежали из дома. Но вот какая штука: их отец – ходячий мешок с деньгами, топ-менеджер какого-то банка. Может, слыхали? Кроммелинге – фамилия известная. Так что их могли и похитить. Ради выкупа. Но похитители пока не объявлялись, денег никто не требует.
Донни с Диланом с большим интересом рассматривали фотографии. Будто в жизни не видели этих детей, да и вообще никаких детей отродясь не видели. Получалось у них отлично.
– Дети еще живы, – сообщил Фил, – потому что родителям от них каждый день приходят открытки, подписанные рукой девочки. Хотя пишет она не так аккуратно, как обычно, будто боится чего-то или ее заставляют. И это указывает на похищение. К тому же открытки приходят отовсюду, из разных уголков страны. Вряд ли дети додумались бы до такого. Но я считаю, что они прячутся здесь, на острове, и обчищают магазины и кафе, а это указывает на побег. В этой девочке, – он показал фото Джеки, точнее, Жаклин Кроммелинге, – не так уж трудно узнать вот эту. – Он помахал фотографией в газете.
– А ты-то что надеешься поиметь на этой истории? – поинтересовался Донни.
– Славу, деньги и вдохновение, – ответил Фил и ухмыльнулся, довольно обаятельно.
– Вдохновение для чего? – спросила я.
– Для бумажника, – влез Донни, – неужели не ясно? Он работает журналистом на острове, где никогда ничего не происходит, целый год пытается заполнить свою газетенку репортажами о самом высоком подсолнухе, самой большой тыкве и самом запойном пьянице. Теперь он решил, что наткнулся на историю, которую можно продать центральной прессе. Удачи! Мы тебе ничем не поможем.
– Тогда придется мне самому искать ту дверцу с кустом, – сказал Фил.
– Но откуда?.. – взвился Донни.
– Спокойно, – вмешалась я. – Бейтелу показалось, он где-то видел этих детей, но он ошибся.
– Так это ты… – взревел Донни.
– Но я ошибся, – повторил за мной Бейтел. – Джеки не ворует, это делают звери. Но они платят за то, что берут.
Тут Донни в очередной раз больно пнул Бейтела.
– Эй! – возмутился Фил и толкнул Донни.
– Чего «эй»? – огрызнулся Донни и сжал кулаки.
– А откуда вам это известно… про пропавших детей? – спросил Дилан.
Это помогло. Все успокоились.
– Утром из полиции пришло объявление о розыске, – объяснил Фил, – с фотографиями. Дети пропали не меньше двух недель назад, но родители только сейчас обратились к следователям. Может, ты объяснишь мне, как такое возможно? Отец пообещал вознаграждение в сто тысяч евро за наводку, которая поможет в поисках. Ты прав, Дон. Об этом острове нечего писать. Это рай земной, поверь мне. Если хочешь, чтобы с тобой до конца жизни ничего не происходило, переезжай сюда. Но ты пойми: мне тридцать четыре, и я журналист, хотя вообще-то мечтаю написать книгу. А здесь ничего не происходит. Ничегошеньки! Я уже радуюсь, когда какой-нибудь фермер хочет поставить у себя ветрогенератор, а его сосед против. – Фил помахал фотографиями Джеки и близнецов. – А вот это – настоящая история.
Да, подумала я, но так уж вышло, что это моя история.
– Дело не в деньгах. Я хочу поговорить с этими детьми. Хочу понять, почему они сбежали. Хочу узнать все об их родителях.
Ха. Загляни в тетрадь у меня в палатке, и узнаешь такое, о чем и мечтать не смел.
– А может, мне удастся уговорить их вернуться домой, ведь дом – лучшее место для ребенка. Как правило. Так ведь?
– И положить сто тысяч себе в карман, – сказал Донни.
Фил подумал и ответил:
– Нет. Если вы покажете мне, где найти детей, вам достанутся деньги, а мне – история.
Ничего себе!
Внезапно все переменилось. Мы могли заработать сто тысяч! Фил довольно удачно гадал. Кажется, он вовсе не Бесполезный Персонаж. Он ничего не знал наверняка, но Донни положил конец всем сомнениям. Он стиснул зубы, втянул воздух, будто хотел вобрать в себя всю атмосферу, чтобы мы задохнулись, и вывернул легкие наизнанку:
– Ты что, думаешь… ты думаешь, ради денег мы предадим друзей?
И этим все было сказано.
Донни и сам понял, что облажался по полной, и кинулся колошматить Фила. Со всей дури. По сравнению с этими ударами пинки, которые он дает Бейтелу, – братские нежности. Фил в два раза старше, но с Донни ему было не сладить. Из носа и изо рта у него закапала кровь. А мы только и могли, что кричать. Десять минут спустя Фил лежал на спальнике у палатки мамы Дилана. А когда он пожаловался, что заходящее солнце бьет ему в глаза, она затащила его внутрь. И они оттуда пока не выходили.
Дилан подсел ко мне. Для него большая честь, что я всю жизнь за ним слежу, сказал он. Правда сказал – сиськи даю на отсечение! Но в то же время ему от этой слежки немного не по себе.
– Что тебе удалось подсмотреть, Салли Мо?
– Только то, что ты делал, Дилан, но не то, что ты думал. А как раз это меня больше всего и интересовало.
– Знаешь, что я подумал, когда ты мне это рассказала, Салли Мо?
– Что?
– Я подумал, что это выдумка.
– Это ты хорошо подумал, Дилан!
– Но потом я подумал, что это все-таки правда и что ты в меня влюблена.
– А потом?
– А потом я подумал: как так? Мы знаем друг друга всю жизнь. Разве мы можем друг в друга влюбиться?
– Друг в друга, Дилан?
– Ты – в меня.
– А с Джеки ты знаком совсем недавно и поэтому в нее можно влюбиться?
– Ты столько знаешь, Салли Мо, ты знаешь все на свете, вот ты мне и скажи.
– Думаю, да.
