Сбивчиво, путаясь в словах, я выдала необходимое.
— Только быстрее, пожалуйста, — умоляла его я. — Мне… страшно.
— Не. На-до. Ни-ко-го, — глядя на меня мутным от боли взглядом, надсадно прохрипела мама, когда я завершила разговор.
— Ма!
— По-мо-ги мне встать, Ри…та, — попросила она.
— А вдруг нельзя? — закусила в сомнении нижнюю губу я. — Давай дождемся врачей, а? Боюсь навредить, я не зн…
— Ри-та, — нахмурила брови мама. — Де-лай, как я ска-за-ла.
— Мам…
— По-жа, — умоляла меня глазами она.
— Хорошо, — пришлось уступить.
С горем пополам мы с мамой добрались до ее спальни. Было видно, что тело ее плохо слушается, подводит, и это рождало во мне просто животный ужас.
— Переодеть-ся нужно. — Речь уже не так тянуло, как еще недавно, и это вселяло в меня позитив.
— Да, конечно. Сейчас.
Мы управились до приезда скорой. Врачи из неотложки и Васнецов прибыли почти одновременно. И начался какой-то сюр.
Медперсонал общался с мамой на каком-то своем языке, причем она их вполне понимала, это у меня отчего-то с каждой минутой все сильнее земля уходила из-под ног.
— Ну тогда только обезболивающее, — развел руками фельдшер и глянул на меня так, будто бы извинялся.
— Да, я понимаю, — кивнула мама.
В ушах у меня шумело, комната качалась, словно я вдруг оказалась на палубе корабля. Я и не заметила, как бригада скорой помощи вышла, оставив нас с Васнецовым.
— Я бы предложил тебе что покрепче сейчас, но не нашел у вас, — сказал Роман, всунув мне в руки чашку с горячим чаем. — Пей и перестань стучать зубами.
— Мне нельзя покрепче. Я беременна, — брякнула в ответ.
— Приехали, — протянул он.
— Что это было? — спросила я, глядя на маму. — Мне показалось или такой приступ только для меня стал неожиданностью?
— Не показалось, — отвела взгляд она. — Я больна, Рита.
— Хорошо. То есть плохо. То есть нужно обратиться к специалистам — и все обязательно наладится.
— Дочь…
— Ром, скажи моей маме, что врачей не надо бояться, — вырвался из меня нервный смешок. — Ром?
— Вы тут поговорите, а я подожду на кухне. — Васнецов тоже избегал прямого взгляда мне в лицо. Впервые за все время нашего знакомства и моего лечения.
— Мам?
— Рит…
Только, просто глядя в ее лицо, я уже прочитала этот приговор, который мама все не решалась озвучить.
— Нет, — не поверила я. — Нет, слышишь?
— Опухоль. Неоперабельная, — поджала губы она. — Головные боли не прошли даром.
— Нет.
Я даже уши ладонями закрывала и зажмурилась, но эта горькая правда все равно просачивалась. И отравляла меня изнутри.
— Я, как узнала, сразу тоже не поверила. Но ошибки быть не может. Поэтому я решила…
— Скрыть от меня свою болезнь.
— …дать шанс Глебу сделать тебя счастливой. Мне просто очень хотелось, чтобы ты не осталась одна.
— Мам…
— Прости, Рита, — упавшим голосом сказала она. — Я не справилась.
А сердце мне подсказывало, что не справилась я. Эти испытания ломали меня, превращали в другого человека и не давали никакой гарантии, что я выживу…
Только в сказках бывает, что все проблемы решаются по мановению волшебной палочки. Для меня такой сказки у Вселенной не завалялось, а вот реальность обрушилась обухом на голову и тяжелым сапогом под дых.
Я задыхалась и все равно жадно ловила воздух потрескавшимися губами. Мне было тошно, тяжело и невыносимо смотреть, как мама с каждым днем угасала. Она уходила в муках. Обезболивающие чаще не помогали, чем помогали, а легкие наркотики в нашей стране для онкобольных так и не легализировали… Только благодаря Васнецову, который помог оформить маму в специализированную клинику, в ее состоянии были краткосрочные просветы.
В один из таких дней я и наткнулась в ее палате на высокого представительного мужчину.
— Познакомься, Рита, это Александр Каминских, — познакомилась нас мама. — Давний…
— Друг, — подсказал мужчина, продолжая трепетно держать ее за руку.
— …семьи, — добавила мама.
— Понятно, — протянула я. Хотя на самом деле в нашей жизни ничего понятного вообще уже не осталось.
— Ты можешь ему доверять, — сказала родительница. — Он поможет, когда меня…
— Не надо, — поджала губы я. — Ты будешь жить. И сама мне во всем поможешь.
В палате повисла напряженная тишина. Никто со мной не вступил в спор, но ядовитая правда все равно резала глаза. Я цеплялась за иллюзию маминого выздоровления до последнего ее дня. Обманываться было легче. Я бежала от настоящего, цепляясь за выдуманный мир, но реальность все равно безжалостно догнала и разбила иллюзии.
В день похорон сыпал снег. Зима была щедрой на пронизывающий ветер и мороз. Только меня это не трогало, я словно вымерзла изнутри.
Всю подготовку взял на себя господин Каминских. В последний месяц он стал моей тенью. Порой незаметной, но незаменимой.
Было много людей, незнакомых и знакомых, среди них я заметила Рогову. Она подошла в самом конце, когда все уже разошлись.
— Мне очень жаль, — сказала Васька, отчего-то пряча взгляд.
— Мне тоже, — согласилась я с ней.
И в этот момент мы жалели не только об уходе моей матери, но и о потере дружбы…
— Пойдем? — в какой-то момент тронул меня за плечи Александр. — Ты замерзла, Рита. Надо в тепло.
— Надо, — кивнула я, разучившись спорить.
Глеб из моей жизни исчез. За месяц болезни матери я даже ни разу не вспомнил о нем. Мысли о беременности я поставила на паузу, но она никуда не делась.
— Подходит критический срок, когда еще можно принять решение и избавиться от плода без последствий, — напомнил мне Васнецов, который стал частым гостем. Наши отношения как-то незаметно переступили черту профессиональных, но до дружбы еще не дотягивали. — Ты это понимаешь?
— Понимаю.
— И?
— И… я решила его оставить, — сказала я, отходя к окну. На город опустилась ночь, в стекле отражалось мое равнодушное лицо. Эмоции притупились, покрылись коркой льда. Сейчас для меня это было спасением.
— После твоей травмы выносить и родить будет тяжело, — заметил Роман. — Ты можешь столкнуться с неожиданными последствиями, болями, осложнениями и…
— Наверное, будет мальчик, — невпопад заметила я. — Он мне снился.
— Ты еще к гадалке сходи, — фыркнул Васнецов.
