– Тебя можно полюбить, – тихо, но твердо сказал Коэн.
Улыбка тронула мои губы. И поэтому ты хочешь бросить меня?
Но в слух сказала иное:
– Я долго отказывалась верить, что Доминик – аферист и домашний тиран. Я нашла силы уехать в тот момент, когда осознала: если останусь, то умру. И вряд ли мои родители будут рады такому исходу… Я вернулась и решила, что не переживу подобного. Мне не нужна любовь. Так я думала… пока не встретила тебя. Ты на него не похож. Ты творческий, легкомысленный, взбалмошный, но со стержнем. Ты всегда спрашиваешь о моих желаниях. А когда я узнала о твоем прошлом, то сильнее почувствовала связь. Мы словно делим одну боль, которую пора отпустить.
Моя боль действительно не покидала меня до сегодняшнего вечера. Эта история долго жила во мне и травила, словно болезнь, мое настоящее и будущее. Рассказав ее, приняв ее, я увидела путь к излечению.
Константин спросил:
– Ты боишься, что он найдет тебя?
– Нет, – я покачала головой. – Как он сказал в нашем последнем разговоре: «Ты не стоишь того, чтобы гоняться за тобой по всему миру».
Свободная ладонь Кости сжалась в кулак. Второй рукой он все еще крепко стиснул мои пальцы. Потом поднес мою руку к губам и поцеловал.
– Тебя разбили, словно хрусталь, Яна, поэтому ты выстроила прочные стены. Пришло время их сломать.
Впервые за долгие-долгие годы в моих слезах не было жалости к себе. Освобождение. Свобода.
Константин прижался губами к моим губам. Соленые от слез поцелуи казались сладкими. Я вытерла щеки и скользнула руками по плечам Кости, желая притянуть его ближе, сделать поцелуй более страстным, глубоким, но Константин не позволил. Он погладил меня по волосам и сказал:
– Тебе нужно поспать. Откровения выматывают.
– А ты? – утирая слезы со щек, спросила я.
– Мне пора идти, – он подмигнул, улыбаясь.
Его изумрудные глаза, наполненные поволокой нежности и грусти, не смеялись вместе с ним.
– Все-таки ты уезжаешь… – вздохнула я. – Что ж…
Костя развел руками и поспешил объяснить:
– Друг купил мне билет до Питера, чтобы я встретился с коллекционером из Австралии. Если я не поеду, Петя обещал затолкать кисточки мне в… – Коэн усмехнулся. – Это в самом деле неплохая идея. Я про поездку в Петербург. Возможность стать художником с большой буквы.
– Конечно, – мой голос вмиг заискрился от восторга. – Я надеюсь, все получится! Нет, я уверена – все получится!
– Угу-м. – Костя смутился, как и всегда смущался, когда речь заходила о его таланте. – Своя выставка… неплохо.
– Скромник! – усмехнулась я.
Константин наклонился и поцеловал меня в губы. Когда он отстранился, мы несколько минут смотрели друг другу в глаза. Наши души разговаривали, давали обещания.
Константин Коэн надел пальто и ушел. Свободный, ничей. Но я, провожая художника взглядом, знала: мы обязательно встретимся. Ведь, в конце концов, Майкл Ньютон не просто так придумал теорию. А сегодня Костя бежал вниз по лестнице, насвистывая одну из песен Bon Jovi и прикуривая сигарету с гвоздикой.
В нашем случае прощание будет лишним.
Эпилог
Обязательно ли быть свободным, чтобы начать жизнь заново? Необходимо ли для этого забыть все, даже хорошее? Нет, не всегда. Чистый лист ждет новую историю, но черновики – то самое прошлое – помогут начать сначала. И ценить каждую новую ошибку.
Яна
Прошло пять дней. Костя не звонил и не писал, даже не сообщил, доехал ли он, в порядке ли сейчас и, самое главное, получилось ли у него очаровать коллекционера (я уверена – получилось!). Я сходила с ума от любопытства и волнения, но дала себе слово не беспокоить художника – Константин так близко к исполнению мечты, не стоит быть эгоисткой. Но мне очень хотелось услышать его бархатный голос или прочитать забавную смс, в которой Костя поворчит на шумный Санкт-Петербург.
Сегодня утром я решила прогуляться по парку и пойти на наш мост. А вдруг?.. Кутаясь в шарф, я гуляла по аллее, перепрыгивая через лужи и тихо подпевая Bon Jovi «Postcards From The Wasteland».
Когда я завернула на нужную тропинку, то увидела на мосту только темно-желтые, подгнившие листья, раскиданные ветром по мокрым перилам. Чем ближе зима, тем грустнее выглядит парк, и тем холоднее у меня на душе. От разочарования свело скулы, и я со злостью выдернула наушники, а потом кинула их в карман куртки.
– Извините.
Ох, нет, здесь кто-то был. Мужчина. Но голос у него выше, чем у Константина. Я нехотя обернулась и оглядела черноволосого незнакомца с грустными, словно у собаки, голубыми глазами. Его потрепанная парка была испачкана краской, а на голове красовался синий берет из шерсти.
– Да? – растерянно кивнула я.
– Меня просили передать, – незнакомец вытащил из кармана парки сверток и протянул мне. – От Константина Коэна, – уточнил мужчина.
– Спасибо, – поблагодарила я, рассматривая сверток.
Мужчина не ответил. Он исчез так же внезапно, как и появился.
Вот и весточка! От нетерпения мои руки задрожали. Порвав крафт-бумагу, я обнаружила внутри рамку, а в ней фотографию или рисунок, я не успела разглядеть, потому что из посылки выпала записка.
«Я вынужден вновь исчезнуть, но не потому что испугался своих чувств. Я вдохновляюсь ими каждый день! Что произошло? Коллекционер выбрал меня! И в ближайшие три месяца мне некогда будет даже дышать – нужно рисовать, чтобы создать выставку к сроку. Они звери, верно? Ладно, время на отдых у меня будет, но я должен сосредоточиться только на работе. Мне пришлось выкинуть мобильный, иначе я не буду рисовать, а буду звонить тебе – каждый день! Я надеюсь, ты приедешь на мою выставку. Приедешь в Сидней. Но я пойму, если ты пойдешь дальше. Живи полной жизнью, Яна. Как пел Джон Бон Джови: "Сегодня я увижу тебя во сне. До встречи. С любовью. Я" 11 »
В рамке оказался рисунок. Мой портрет.
Константин
Три месяца показались вечностью. Но они того стоили – я создал прекрасную коллекцию картин и был собой доволен. А моим вдохновением стала сероглазая девушка, которую я встретил осенним вечером. Я рисовал ее глаза, наши сплетенные пальцы, мост в парке.
Сегодня я чертовски нервничал, разглядывая свои полотна в огромном зале. Критики хвалили меня, никто больше не заставлял «рисовать как Моне» или «повторить картину Пикассо». Они любовались и восхищались работами Константина Коэна. Единственного и неповторимого. Слишком пафосно? Творческие люди мнят себя гениями.
Да, критики хвалили, коллекционер – покровитель выставки – уже купил пять картин. Но я волновался, потому что имело значение одно мнение. Ее.
