– Можно даже всю ночь, если захочешь. Будем рассказывать друг другу тайны в темноте.
– Хорошо.
– Давай продолжим про иррациональные страхи.
Мия схватила меня за руки и легла мне на грудь, словно пыталась закопаться в меня всем телом.
– Я боюсь тебя потерять, – сказала она так тихо, как только возможно.
Я ее отодвинул, чтобы посмотреть в лицо, а потом поцеловал в лоб.
– Я же сказал «иррациональные». Этого-то не произойдет.
– А я все равно боюсь, – пробормотала она. Но тут же переключилась на список других странных вещей, которые ее пугают, я тоже присоединился, и мы шептались, рассказывая друг другу детские истории, до самого утра, пока Мия не забыла о своих страхах настолько, что уснула.
Через несколько недель похолодало, а зимой Мия попала в аварию. Так что с тех пор я на природе уже и не бывал. Но даже если бы все сложилось иначе, все равно я считал бы эту вылазку лучшей в своей жизни. Каждый раз, когда я ее вспоминаю, мне видится та палатка, маленький, светящийся в ночи кораблик и наш с Мией шепот, похожий на музыку, летящую к залитому лунным светом морю.
16
Ты ушла за океан
и взорвала все мосты,
Мне рукой махала ты,
Я хотел тебя догнать, но не мог,
Было поздно —
Я не чувствовал под собой ног,
Да и под ногами – только воздух.
«Мост»
«Косвенный ущерб», трек № 4
Ночное небо уже разрывают лучи света. Солнце скоро встанет, и, несомненно, начнется новый день. Тот день, когда я должен улетать в Лондон. А Мия – в Токио. И часики тикают, отсчитывая секунды, как на бомбе.
Мы уже стоим на Бруклинском мосту, и, хотя Мия этого не говорила, у меня есть ощущение, что это последняя остановка на нашем маршруте. Мы покидаем Манхэттен… и это уже не будет поездка туда-обратно, как на Стейтен-Айленд. Помимо этого, Мия, кажется, решила после своего признания передать эстафету мне. Примерно на середине моста она резко остановилась и повернулась ко мне.
– Так что у тебя за проблемы с ребятами из группы? – спросила она.
Хотя дул теплый ветер, у меня внутри вдруг все похолодело.
– Что значит «что у меня за проблемы»?
Мия пожимает плечами.
– Ну, какие-то же есть. Я чувствую. Ты о них за всю ночь ничего не сказал. Вы же были неразлучны, а теперь даже живете в разных штатах. И в Лондон почему не вместе летите?
– Логистика, я же сказал.
– Ну что там такого важного, что они не могли тебя один день подождать?
– Мне просто надо было… кое-что сделать. В студии несколько гитарных треков наложить.
Мия смотрит на меня скептически.
– Новый альбом вышел, у вас турне. Какая запись?
– Промо-версия одного из синглов. Ради этого, – говорю я, недовольно потирая пальцы, намекая на деньги.
– А почему не вместе?
Я качаю головой.
– Сейчас все уже не так, как раньше. Кроме того, я еще интервью «Шаффлу» давал.
– Интервью? Не всей группой? Ты один? Не понимаю я этого.
Я вспоминаю предыдущий день. Ванессу Легран. Тут мне вдруг на ум приходит текст «Моста», и я думаю, что, пожалуй, обсуждать этот вопрос с Мией Холл над темными водами Ист-Ривер не особенно крутая идея. Но хотя бы уже не пятница тринадцатое.
– Ага. Вот так все теперь в наше время, – добавляю я.
– А почему они хотят только с тобой разговаривать? Что им нужно знать?
Я предпочел бы эту тему не трогать. Но Мия же как ищейка, она почуяла след, и я довольно хорошо ее знаю, поэтому знаю, что надо либо швырнуть ей кусок кровавого мяса, либо же она найдет всю кучу гнилых трупов. Я предпочитаю пойти в обход.
– Вообще-то, было довольно занимательно. Журналистка тобой интересовалась.
– Что? – Мия резко разворачивает ко мне лицо.
– Во время интервью она задала вопрос про тебя. Про нас. Про то, что было в школе, – я смакую потрясение, проступившее на лице Мии. Вспоминаю, как она чуть раньше назвала Орегон прошлой жизнью. Ну, может, и не совсем уж прошлой! – Такое со мной впервые. Довольно странное совпадение, учитывая все обстоятельства.
– Я в совпадения больше не верю.
– Я ей ничего не сказал, но она раскопала старый фотоальбом Пантеры. Тот, где была фотка с подписью «Крутышка и Зануда».
Мия качает головой.
– О да, моя любимая.
– Не беспокойся, я ничего не сказал. Плюс ко всему, сломал ей диктофон. Все доказательства уничтожил.
– Не все, – говорит Мия, так и не сводя с меня глаз. – Пантера-то еще осталась. Не сомневаюсь, Ким страшно обрадуется, если ее школьные труды всплывут в каком-нибудь журнале международного значения, – она качает головой и начинает хихикать. – Если уж попал к Ким в объектив, то, считай, застрял там навсегда. Так что портить журналистке диктофон смысла не было.
– Знаю. Я просто психанул. Она меня провоцировала, выводила из себя оскорблениями, замаскированными под комплименты.
Мия понимающе кивает.
– Мне это знакомо. Ничего хуже не придумаешь! «Шостакович сегодня звучал просто завораживающе. Куда мягче, чем Бах», – чванливо произносит она. – Перевод: «Твой Шостакович сегодня – говно».
Не могу представить, чтобы Шостакович вышел говном, но отрицать, что тут мы друг друга понимаем, не буду.
– А что она хотела про меня знать?
– По-моему, она планировала большое разоблачение на тему того, что привело «Падающую звезду» в движение. Даже съездила разнюхивать к нам домой, пообщалась с кем-то из школы, ей рассказали о нас… о том… что между нами было. Ну и о тебе, о том, что с тобой случилось… – я замолкаю, опустив взгляд на реку, на проплывающую баржу, везущую, судя по запаху, мусор.
– А что произошло на самом деле? – спрашивает Мия.
Я не знаю, требует ли этот вопрос ответа, поэтому отвечаю шутливым тоном.
– А вот это я и сам до сих пор пытаюсь понять.
Я вдруг задумываюсь о том, что это, возможно, самые искренние слова, которые я за эту ночь произнес, хотя то, как я это произнес, все равно делает их лживыми.
– Менеджеры предупредили меня, что по мере роста популярности про эту аварию могут начать спрашивать все чаще и чаще, но я не думала, что их заинтересуют наши отношения. Ну, то есть поначалу не думала. Я даже ждала, когда кто-нибудь проведет такое расследование – ну, примется разыскивать призраков твоих бывших подружек – но, наверное, я оказалась недостаточно интересна по сравнению с твоими остальными… гм… пассиями.
