– О, да. Ты точно не хочешь, чтобы я тебе помогла? Если в ближайшее время не соберешь, мне надо будет фонарь держать.
Я вздохнул и вскинул руки.
– Да, эта зараза оказалась умнее меня!
– А есть у этой твоей конкурентки какая-нибудь инструкция?
– Когда-то, наверное, была.
Мия покачала головой, встала, схватилась за верхнюю часть палатки.
– Ладно, ты берись за тот край, а я – за этот. По-моему, эти длинные штуки должны идти тут сверху.
Через десять минут палатка была готова. Я набрал камней и хвороста для костра и развел огонь. Разогрел в сковородке бургеры, а бобы запек прямо в банке.
– Я поражена, – сказала Мия.
– Что, полюбила жизнь на природе?
– Я этого не говорила, – ответила она с улыбкой.
И лишь позднее, после того как мы поужинали, съели сморы, помыли посуду в залитой лунным светом реке, я поиграл на гитаре у костра, пока Мия пила чай со «Старберстом», я, наконец, понял, в чем у нее проблема.
Случилось это часов в десять вечера, хотя на природе это все равно что два ночи. Мы залезли в палатку, уютно устроившись в сдвоенном спальнике. Я прижал ее к себе.
– Хочешь знать, что во всем этом лучшее?
Я почувствовал, как она вся напряглась – но не в том смысле.
– Что это было? – прошептала она.
– Ты о чем?
– Я что-то слышала, – сказала Мия.
– Наверное, зверь какой-нибудь.
Она зажгла фонарик.
– Откуда ты знаешь?
Я забрал фонарь и посветил на нее. Глаза у Мии были просто огромные.
– Испугалась?
Она опустила взгляд и едва заметно кивнула.
– Тут бояться некого, кроме медведей, но их только еда интересует, а мы ее именно из-за этого спрятали в тачку, – успокоил ее я.
– Медведей я не боюсь, – с презрением сказала Мия.
– А чего же?
– Просто мне кажется, что я тут как легкая мишень.
– Для кого?
– Не знаю… Для людей с оружием. Для охотников.
– Это смешно. Половина Орегона охотится. Все мои родственники. Но только на животных, а не на туристов.
– Понимаю, – тихонько ответила Мия. – Дело даже не в этом. Просто я чувствую себя такой… беззащитной. Ну, я не знаю, на природе мир кажется таким огромным. И когда не можешь уйти в дом, то тебе как будто и места нигде нет.
– Вот твое место, – ответил я, укладывая и обнимая ее.
Мия прижалась ко мне.
– Знаю, – вздохнула она. – Ну и дура! Внучка биолога из лесной службы боится ходить в лес.
– Но этим же дело не ограничивается. Ты – исполнительница классической музыки на виолончели и дочь старых панк-рокеров. Ты вообще ненормальная. Но ты моя ненормальная.
Какое-то время мы лежали молча. Мия выключила фонарь и подползла ко мне еще ближе.
– А ты в детстве охотился? – шепотом спросила она. – Ты никогда об этом не рассказывал.
– Я ездил с отцом, – прошептал я. Несмотря на то что в радиусе нескольких километров никого не было, все равно почему-то казалось, что надо говорить тихо. – Он все время говорил, что на мой двенадцатый день рождения подарит мне ружье и научит стрелять. Но лет в девять я поехал со старшими кузенами, и один из них одолжил мне свое ружье. Случилось нечто из серии «новичкам везет» – я подстрелил кролика. Братья мои подняли суету, кролик зверек маленький и быстрый, и даже опытный охотник не всегда может в него попасть, а мне удалось прямо с первой попытки. Они пошли за ним, чтобы можно было показать его всем или, может, даже сделать трофейное чучело. Но увидев его в крови, я расплакался. Потом начал кричать, что надо его к ветеринару отнести, но зверек, разумеется, был уже мертв. Но нести его домой я отказался. Я заставил их похоронить кролика в лесу. Узнав об этом, мой отец сказал, что убивать надо лишь ради выгоды – чтобы съесть или снять шкуру, а иначе считай, что его жизнь пропала даром. Но он, наверное, догадался, что я для этого вообще не создан, потому что на двенадцатый день рождения он мне вместо ружья подарил гитару.
– Раньше ты эту историю не рассказывал.
– Наверное, не хотел подрывать рокерскую репутацию.
– Мне кажется, это бы ее, наоборот, только укрепило.
– Ну не. Но я в любом случае эмокор, так что все нормально.
В палатке повисло теплое молчание, а снаружи слышалось тихое уханье совы. Мия ткнула пальцем мне в ребра.
– Какой ты неженка!
– И это говорит человек, который боится на природе ночевать.
Мия хихикнула. Я прижал ее к себе, чтобы устранить всякое расстояние между нашими телами, потом убрал волосы с шеи и уткнулся в нее носом.
– Теперь ты должна мне рассказать какую-нибудь постыдную детскую историю, – шепнул я ей на ухо.
– Мои постыдные истории со мной все еще происходят, – ответила она.
– Должна же быть какая-то, которой я не знаю.
Какое-то время она молчала.
– Бабочки.
– Бабочки?
– Я боялась бабочек.
– Да что у тебя за отношения с природой?
Мия затряслась от беззвучного смеха.
– Да уж. И разве можно найти менее страшное существо, чем бабочка? Они живут-то всего недели две. Но я как ни увижу, мне дурно становилось. Родители старались, как могли, чтобы я к ним привыкла: покупали книжки про бабочек, одежду с бабочками, повесили плакаты мне в комнате. Но ничего не помогало.
– На тебя что, стая монархов[18]напала? – поинтересовался я.
– Нет. У бабушки была теория по поводу этой моей фобии. Она считала, что это связано с тем, что мне когда-нибудь придется претерпеть метаморфозы вроде того, как гусеница превращается в бабочку, и меня это пугало, потому я боялась и самих бабочек.
– Да, это вполне в ее духе. И как ты преодолела этот страх?
– Не знаю. Просто решила, что не буду их больше бояться, и со временем действительно вдруг перестала.
– Если долго мучиться, что-нибудь получится.
– Типа того.
– Можешь то же самое и с вылазками попробовать.
– Это обязательно?
– Да не, но я рад, что ты со мной поехала.
Мия повернулась ко мне лицом. В палатке стояла практически кромешная тьма, но я видел, как светятся ее темные глаза.
– И я. А можно не спать? Еще какое-то время?
