Кое-как дожив до вечера, я спустилась на ужин все в тех же штанах и футболке. В доме делали вид, что все по-прежнему. В столовой гремели посудой, слышались голоса, пахло едой и цветами. Я опустилась в кресло перед камином и уставилась на огонь. Даже он казался искусственным и немым, брезгливо перебирающим лапами по полированным идеальным бревнам.
— Добрый вечер, — послышался голос отца, и я повернула голову в его сторону. — Дочь…
К нему приникла Элеонора, сочувственно касаясь плеча. В другое время я бы даже почувствовала себя виноватой. Сейчас только поднялась и подошла к нему:
— Есть что-то, что ты можешь мне сказать нового?
— Само собой, — он шагнул ко мне, отодвигая ближайший стул и предлагая присесть. — Ты переодеться не хочешь?
— Мне удобно, спасибо…
Отец тянул. Усадил Элеонору, потом уселся сам, завел беседы о бизнесе и о том, как все-таки хорошо, что у него такие достойные управляющие. Я не притронулась к еде, и едва переждала, пока он сам поест. Просто сидела и пропитывалась атмосферой цинизма.
— Дана, через два дня у нас состоится торжественный прием, на котором высшему свету будет представлена ваша с Дэниэлом пара.
В гостиную подтянулся представитель службы охраны и замер в дверях.
— Скажи, а представлять меня этому свету ты будешь в наручниках и с кляпом во рту? — усмехнулась я.
— Дана… — взмолилась мачеха.
— Нет, — сразу стал жестким голос отца, — мы с тобой договорились ведь, да?
— Я думала, ты мне еще отец, — отвела я взгляд. — Тогда мне нужен адвокат. Желательно, специализирующийся на правах и свободах.
Я говорила, но все больше чувствовала — веду себя глупо. Бьюсь о закрытые двери, которых уже не существует. Их мелом нарисовали, как оказалось, и от времени остались лишь очертания.
Отец усмехнулся и покачал головой, берясь за бокал с водой:
— Как ты заговорила…
— Я всегда так говорила, ты просто не слушал. — У меня обрывалось все внутри, но голос звучал идеально жестко. — Вместо того чтобы послушать, ты сажаешь меня под охрану. У них есть приказ стрелять, если что пойдет не так?
— Ты все же хочешь, чтобы у твоих новых друзей возникли проблемы, да?
— Я все же хочу, чтобы ты осознал — рушить мою жизнь легче, чем потом доказать мне, что желал добра. Я уже не верю.
В столовой повисла тишина. Отец сверлил взглядом пустую тарелку, Элеонора боялась даже вдохнуть, а прислужница пятилась до самого выхода, едва не впечатавшись задом в секьюрити.
— У меня не самое легкое время, Дана, — поднял на меня взгляд отец. — Семья — последнее, о чем бы я хотел беспокоиться сейчас. Но ты озабочена только собой. Тебе плевать, чем обеспечивается твой достаток.
— Мне он не нужен…
— Легко говорить, когда он есть!
То, что он есть, я не чувствовала на себе давно. Все, что удалось сберечь на личном счету — мои подработки в гетто в магазинах, кафе, клубах по ночам. Обучалась я на бюджетном факультете тоже принципиально, но у отца была какая-то своя реальность.
— И чем я тебе так мешаю? Оставь меня в покое, отпусти и перекрестись.
— Мне важно, что из себя представляет моя семья, — заговорил он жестко. — Мне и так хватило этих слухов о тебе, которыми взорвалась сеть! Я долго давал тебе свободу, но ты перешла границы. И я сам виноват — не ограничил тебя вовремя. Теперь это все подрывает мой авторитет! Поэтому ты отныне будешь примерной дочерью, а вскоре — женой заслуживающего уважения юноши, подающего большие надежды. Его отец сейчас приобрел контрольный пакет акций «Дженерик Сайенс». Компании, которая спонсирует твой факультет, на минуточку.
— Скажи, а ты маму тоже выбирал, как племенную корову?
Элеонора уронила лицо в ладони, а черты лица отца заострились:
— Не смей о ней так говорить!
— Не я говорю — ты мне предлагаешь так думать. А я не желаю, чтобы меня выбирали, как кусок мяса в магазине, — медленно поднялась я.
41
— И, что б ты знал, я сделаю все, чтобы убраться из твоей жизни и жить так, как считаю нужным сама!
И я направилась из столовой, игнорируя приказы отца вернуться и вздохи мачехи. Но, как бы там ни было, сведения о том, что у отца проблемы, бередили душу. Умом я понимала, что не нужна ему, что он смотрит, но не видит меня больше… Но, в то же время, когда-то же он был другим. Или это уже не моя забота? И все, что мне остается — попытаться выбраться отсюда?
Я уселась на кровать и подтянула к себе колени. Что. Мне. Делать? Бежать? Тогда пострадают невинные… Остаться? Тогда непонятно, как мне дотянуться до Сезара… Все казалось бредом. И его главный генератор отказывался вспоминать, как быть близким человеком. Как мы с отцом докатились до такого?
И самое сложное — позволить себе втянуться в это противостояние. Это сложно объяснить, но я не видела больше смысла. И даже если бы Сезар меня отпустил, ничего не обещая, я совершенно не представляла, что вернусь к прежней жизни. Все, что мне хотелось — бежать из этой золотой клетки, набитой пластиком. Я не нравилась себе такой — сидящей на кровати в одиночестве. Сейчас мне не хватало себя такой, какой я была еще утром с Сезаром. Безоружная, потому что незачем защищаться, и счастливая, как залюбленная кошка. Я впервые в жизни поняла, чего хочу на самом деле — свободы принимать решения и распоряжаться своей жизнью не в рамках папиного загона, а полноценно. По-взрослому.
Не знаю сколько просидела так, елозя пальцами по губам, погружаясь в отчаяние. Я не могла не испробовать на прочность клетку. Сама себя в нее загнала — сама и буду выбираться. В конце концов, мне тоже есть, чем испортить отцу репутацию. Достаточно выбраться на свободу и найти сговорчивого журналиста.
Около полуночи, когда в доме все стихло, я открыла окно и, как часто это делала в детстве, скользнула по балкону. Под окном моей спальни есть небольшой садик, в глубине которого можно отыскать тридцать и один способ перелезть через ограду. Уж сколько раз я так сбегала ночами, когда мне было пятнадцать, даже не вспомню. Легко спустившись по стволу японского ореха, я затихла в его молодой поросли и прислушалась.
Тихо было недолго. Через пару минут пришлось зарыться в заросли, так как из-за угла дома показался амбал в форме. А в следующую секунду меня кто-то схватил со спины, да так умело, что ни выдернуться, не зарядить обидчику не вышло, ни даже себе ненароком навредить. Я выдохлась и повисла вдоль чужого тела. Так меня и выволокли на дорожку. Над ухом раздались слова в клипсе:
— Объект найден?
— Так точно, — ответствовал мой захватчик.
Удивительно, как унижает то, что не можешь дать отпор обстоятельствам. Ну ничего, ребята, не расслабляйтесь — это был только один способ из тридцати одного…
