Песня юноши
Над плоской крышей – желтый месяц.
Любимой тень увидел я,
Она смешалась с тенью лестниц,
Ступенек затемнив края.
Я люблю тебя, милая, за капризный обман!
О любимая! Померанец ты Курешаты!
Я себя приношу тебе в жертву.
В исступленной безумной пляске
Я верчусь подобно ветру.
Я люблю тебя, милая, за капризный обман!
Ты убила на крыше влюбленного,
Его кровью письмо написала,
И кровавая рана сияла
На письме из-под локона темного.
Я люблю тебя, милая, за капризный обман!
Я ушел с караваном, болея тобой,
Нес тоску от долины к долине.
К плоской крыше стремились лучи золотой,
Драгоценной, небесной лилии…
Я люблю тебя, милая, за капризный обман![94]
Спитамен тронул за руку Будакена:
– Это все женихи! Времени у них много. Им не приходится ловить в степи диких коней.
Фейзавл ввел скифов в первую маленькую комнату. Слабый свет лился сверху, из купола, в котором было три круглых окна, закрытых узорчатыми решетками. Во всех отверстиях решеток просвечивали тонкие роговые пластинки.
Когда глаза привыкли к сумраку, можно было увидеть в стенах ниши, где стояли рядами медные и глиняные вазы, чашки и разноцветные стеклянные пузырьки.
Фейзавл, поднимая цветные занавески, повел гостей дальше, сквозь такие же небольшие комнаты, и привел в более просторную залу, верх которой состоял из четырех куполов с круглыми резными окнами. Все четыре купола опирались на одну резную колонну, стоящую посреди зала.
На полу лежали пестрые ковры. В стороне стояло одинокое пустое кресло с высокой, изукрашенной резьбой спинкой. Вдоль стены, тесно прижавшись, сидели около двадцати женщин в ярких пышных платьях.
Все женщины разом встали, приложили руку ко лбу и к груди и наклонились до земли, воскликнув по-согдски:
– Добро пожаловать!
– Процветайте! – ответил Будакен.
Платья зашуршали, и женщины опустились на ковер, но при каждом движении Будакена шевелились, приподнимались и вздрагивали, словно готовые убежать.
– Садись, достойный защитник справедливости! – прозвучал певучий женский голос.
Гости опустились на подушки.
Воцарилось молчание.
Будакен косился на пестрые, яркие одежды женщин, на их нарумяненные лица и не мог решить, которая же из них княжна – дочь правителя края.
В середине группы величественно восседала очень полная женщина, закутанная в прозрачный шелковый шарф. На голове в золотом венке дрожали на проволоках золотые бабочки. Будакен заметил тяжелые золотые серьги, ожерелье из цветных камней, множество золотых браслетов на полных руках и кольца на всех десяти пальцах.
Впереди на ковре сидели маленькие девочки, одетые в длинные платья, как у взрослых. Глаза их были обведены черной сурьмой, брови соединены в одну линию и лица так набелены и нарумянены, что все девочки были похожи одна на другую. Впереди детей сидел маленький толстый мальчик, украшенный ожерельем и золотыми побрякушками, пришитыми к одежде.
Он один смотрел в упор на Будакена и улыбался.
Все остальные сидели опустив глаза.
Фейзавл стал задавать вопросы вежливости:
– Каковы ваши благородные обстоятельства? Много ли у вас силы? Не мучает ли болезнь головы?
За всех отвечала полная женщина одной и той же фразой:
– По воле бога всемогущего и благодаря вашему вниманию очень хорошо.
Фейзавл обратился шепотом к Будакену:
– Может быть, и ты, князь, хочешь что-нибудь спросить?
Будакен хотел ответить тоже шепотом, но его голос прогудел на всю залу:
– Кто эта одаренная полнотой красавица, сидящая посредине? Не она ли княжна, дочь правителя?
Все женщины зашептались, раздались удивленные восклицания и сдавленный смех.
– Эта женщина, украшенная столько же добродетелью, сколько и полнотой, жена правителя этого края. А дочь ее, княжна Рокшанек, еще не выходила.
Княгиня-мать, оправив платье и ожерелье на груди, зашептала на ухо мальчику:
– Княжич Гистан, пойди к Рокшанек и скажи, чтобы она вышла наконец. Этот храбрый скифский царь очень хочет ее видеть.
Мальчик засеменил зелеными сафьяновыми сапожками. Заколебалась шафранная, расшитая узорами занавеска, и из-за нее раздался недовольный голосок:
– И он тоже хочет меня видеть?
Мальчик, фыркнув в руку, вернулся, откидывая занавеску. За ней показалась худощавая девушка с бледным лицом. Она глядела вверх обведенными сурьмой продолговатыми глазами, не обращая ни на кого внимания. Две черные, с синим отливом, волнистые косы, сплетенные под ушами из нескольких маленьких косичек, падали на грудь, украшенную янтарными бусами. В длинной, до пят, малиновой с лиловыми полосами рубашке, с поднятыми горизонтально белыми руками, она двигалась по ковру такими осторожными шагами, точно старалась обойти невидимые хрупкие предметы.
Подойдя к большому резному креслу, усталым движением княжна ступила на скамеечку и опустилась на парчовую подушку, подобрав ноги в зеленых шелковых шароварах. На ее ногах блеснули тонкие золотые браслеты.
Рокшанек полуотвернулась от Будакена с таким видом, точно ей все надоело.
– А где же мой красавчик? – забеспокоилась она. – Приведите его сюда!
Из-за занавески вышла весело улыбавшаяся девочка – эфиопка с курчавыми блестящими волосами, с полосатой повязкой вокруг бедер. В ноздре было продето медное кольцо с бирюзой.
Эфиопка держала на цепочке большую серую ящерицу-варана, которая то тянулась вперед, то отбегала в сторону.
– Дай ей мушку, – сказала Рокшанек.
Эфиопка вынула из плетеной корзинки зеленого кузнечика и пустила его на ковер.
Кузнечик скакнул, ящерица прыгнула и схватила кузнечика на лету.
– Я благодарю тебя за твой подарок, – загудел Будакен.
– Какой подарок? – протянула удивленно Рокшанек. – Разве я ему посылала подарок? – обратилась она к Фейзавлу.
– Когда я узнал о приезде храброго князя, я от твоего имени передал ему из твоего сада лучшую розу и спелый плод граната.
– И еще он мне прислал дыню, – добавил Будакен.
– Только одну дыню?! – воскликнула Рокшанек. – Разве можно такому большому человеку послать одну дыню? Фейзавл, ты бы послал ему верблюда, нагруженного дынями и гранатами.
