— Тем паче вон как неспокойно ныне, кто знает, как завтра день повернётся, — подхватил Звенимир, поддерживая князя.
Белотур же, напротив, досадливо качнул головой, но возражать не стал, хотя, насколько понял Тамир, он ближе всего к воеводе был.
— Ничего, обвыкнется, — деловито потёр бороду Ведозар. — А что там дозорные, не вернулись ещё разве? — обратился к Звенимиру.
— Вернулись, конечно. Всё тихо кругом. Думается мне, что кангалы по реке пришли.
— Где же ладьи тогда их? — хохотнул Белотур.
— Ладьи они и утопить могли, камнями засыпав, — отставил Тамир чару, кладя локти на стол, повёл плечами, сбрасывая напряжение, что сковало его невольно.
— Хитро, — хмыкнул Звенимир, задумавшись. — Знать бы, кто их возглавляет…
— А взятые в плен не говорят ничего? — Ведозар после знакомства с молодой будущей женой приободрился сильно приосанился.
— Ни один кангал, взятый в плен не выдал своего предводителя, — отозвался Воепа десятник.
— Они и не знаю о нём, — Тамир поправил ворот кафтана, потерев взмокшую шею — слишком душно становилось в гриднице, — они всегда разрозненно кочуют по степи и многие из них даже не видели в глаза своего кагана, и потому сказать ничего не могут. Им обещают добра с добычи награбленной — и только.
— Однако в бою сплочены и отважны, — сцепил пальцы на столе Годуяр.
— Вот и узнаем в этом походе, кто такие, и, надеюсь, в следующий раз будем пировать победу, — заключил Звенимир, — а пока, — повернулся к кагановским воинам князь, — Тамир, оставайся со своими батырами в детинце. У нас веселье ни чуть вашему не уступает, а где-то и перевешивает, сегодня наши богатыри ристалище устраивают — посмотришь, какие у нас бойцы водятся, а может, и сам удаль свою покажешь, а? — засмеялся.
— Может быть, — усмехнулся Тамир, уж он успел навидаться всякого и воинов поляновских успел оценить, — если только сами князья выйдут попотеть, — невольно бросил взгляд на Ведозара.
Тот сначала и бровью не повёл, а как понял о ком речь, ноздри зло вздрогнули.
И Годуяру, раз уж так вышло, то стоило бы устроить борьбу, чтобы спор по совести разбить между мужами, но говорить не стал — кто знает, не навредит ли это пустельге, у полянов свои порядки, многие из которых Тамир не ведал.
Глава 42
А после совсем разгулялись князья и всё застолье богатое во двор детинца перенесли. Не соврал Звенимир — устроил и ристалище. Показывали ловкость и проворство его воины, в чём Тамир уже убедился не раз, боролись не хуже его воинов. Много в этот вечер Тамир сказал слов, со всеми князьями переговорил, и каждый всё хотел вызнать для себя что-то от него — оно и понятно. Годуяр всё о чём-то рассказывал, не унимаясь, Тамир слушал его, но внутри другое занимало, глазами всё выискивал Вейю — нет нигде, должно быть, с женихом знакомится ближе. И отчего-то внутри скручивало колючим тёрном, кололо, гоняя по жилам кровь. Когда мёд через края стал плескаться, и ненароком пытались коснуться его, подливая всё в рог, челядинки, лица которых он видел уж мутно, понял, что пора возвращаться в свой аил.
Да только подумал об этом, как поймал взглядом ту, от которой жар пронёсся по телу, будоража и без того распалённую крепким мёдом кровь, что даже мышцы свело — до того напрягся, увидев и стоявшего над ней дубом крепким, путь преграждая Вейе, Ведозара. Тамира будто к лавке привязали, наблюдал за ними, хоть и понимал, что не нужно. И о чём они разговаривали — хоть бы краем уха послушать. Вейя отвечала что-то, но, кажется, не сильно хотелось ей с женихом новоявленным толковать. Сжимала твёрдо губы, в косу пальцами вцепившись, и, казалось, держала в шаге от него, хоть Ведозар настойчиво делал попытки его укоротить, всё ближе подбирался, тесня Вейю в тень. Вейя, ответив что-то, в очередной раз развернулась было и хотела идти, да Ведозар ручищи свои распустил, задерживая слегка её за плечо, и — видно даже издали в свете костров — побелело лицо Вейи, и черты заострились, полоснула Ведозара взглядом, а тот, пёс блудливый, огладил локоток девушки, спустил ладонь ниже на бедро. Тамир видел, как отпрянула она, а тот и не думал отступать. Кулаки сжались сами собой загорелись ладони, прошёлся бы кнутом по его шкуре, на лоскуты его иссёк, чтоб проучить паскуду. Выдохнул, до сего мига задерживая дыхание в груди, отвернулся. Это всё не его забота. И лучше вырвать дурные мысли, что хлынули в голову варом, не нужно забываться, где он и зачем приехал.
Отвёл взгляд, стискивая зубы крепко, перед глазами алые сполохи, злость нашла такая, что выйти лучше на ристалище, да только в таком пылу и покалечить ненароком может. Даже где-то в глубине пожалел, что согласился на это всю. Так точило изнутри, что хоть сворачивай майханы и назад в степь ворочайся. Не видя больше нужды оставаться в детинце, Тамир, собрав батыров своих, отправился к лагерю.
— Разве не останешься здесь, в хороминах моих? — удивился и всё же попытался его остановить Звенимир. — Прикажу постель тебе стелить мягкую, и девке самой ладной велю прийти — выбирай из челядинок моих, какая приглянется.
Тамир глянул в сторону зардевшихся девиц, что оказались поблизости и слышали всё.
— Благодарю за приглашение и удобства щедрые, девицы у меня свои есть, и постель не твёрже ваших будет. Обо всём мы договорились, а утром, — Тамир, выдохнув, взглянув на Тугуркана, вернув взор на князя, — ещё свидимся. После похода, если Тенгри угодно будет, попируем.
Звенимир только одобрительно кивнул, глаза блеснули довольно.
— Добро, — протянул руку, сжал запястье Тамира, и тот обхватил его, скрепляя дружбу.
Тамир покидал детинец, запрещая себе обернуться, поймать взглядом Вейю, отсекая от себя это желание, больше ярясь только на себя, за свои мысли, что должны быть заняты предстоящими сборами, а не о девице с глазами цвета зелёного тумана.
Уже за воротами видно, как берег оживлён хазарами — везде горели костры, повсюду дозорные, недалеко паслись кони — их охраняли не хуже ценного добра. Без коней степняк как без ног — каждый знал. Тамир, оставив Сыгнака и Тугуркана, направился в укрытие. Всё же дурной у князя мёд — в голове мутно делалось, как и внутри, да всё вспоминалась сумятица случившаяся.
Скинув кафтан, Тамир, зачерпав горстями ледяной воды, плеснул в лицо, потом ещё и ещё, пока задыхаться не стал, и кожу не ожгло льдом — вроде и взбодрило малость. Тамир выпрямился, когда понял, что, помимо дозорных, что сновали поблизости его майхана, уже не один стоит. Надо же, как стал чуток к ней. Огнедара подала льняное полотно, поднимая на Тамира взгляд глубокий — утонуть можно.
— Не пойдёшь, значит, к своим? — спросил Тамир, взял полотно, смяв, отёр шею.
Признать, он не ожидал, что Унэг останется. Огнедара чуть плечом повела, будто на улице зябко.
— Только коли сам не прогонишь, хазарич. А если и пригонишь — по следу твоему пойду.
Тамир хмыкнул, откинув рушник на жердь. Прогонять он её не собирался, ничем не прогневала его.
