– Почему сразу криминал?! – снова вступилась за бывшего одноклассника Ника. – Вдруг просто мужчина непорядочным оказался, с ребёнком бросил. Или вообще не знал, что у него будет сын. Да мало ли таких, которые по койкам прыгают, а на утро забывают лицо недавней возлюбленной?!
«Как Паша…» – вдруг подумалось ей.
– И язык, что помело, мелет и режет без разбору, – не сдавалась родительница. – Думаешь, я забыла, сколько слёз ты пролила в подушку, когда никак не могла его одолеть и всегда была второй? Не-ет, я твои бессонные ночи над книгами помню лучше, чем ты сама. А он ещё подзуживал, и ты расстраивалась всё сильнее и сильнее.
Мама, держащая в руке лопаточку для переворачивания блинчиков, была в этот момент похожа на воинственно настроенного хомячка, который готов ввязаться в драку с тигром. Да-да, именно с этим хищником у неё ассоциировался Ковалевский. Сидит тихонько в засаде, выслеживает, а потом р-раз – и всё, некуда бежать, ты придавлен тяжёлой тушей к земле… Нет, тяжёлым телом к кровати, и чувствуешь каждую мышцу, каждый изгиб, потом тёплое дыхание касается щеки, а чужие губы впиваются в твой рот в неведомом ранее первом поцелуе и…
– ..ка, Ника, ау! – вырвал из смущающих, скандальных, возмутительных воспоминаний голос мамы. – Ты чего такая красная? Часом, не заболела там на своих морях? Или тут, может, душно? Так я вытяжку включу, не хотела с утра шуметь, но…
– Мам, мы с Пашей расстались, – выпалила Вероника, пока хватало решимости.
Мама нащупала рукой стул и тяжело опустилась на сидение.
– К-как расстались? Как же отец? А свадьба? А поездка?
Ника не поняла, при чём здесь отец, но прекрасно знала, что отмена свадьбы и поездки больно ударит по обеим семьям.
– Ну ты, сеструха, и дура, – выдала с порога ввалившаяся на кухню Ксюша, приземлилась на стул, сцапала блинчик и принялась с остервенением его жевать, будто вымещая на несчастном кусочке теста злобу непонятно на что.
– За длинный язык получишь по ушам, – осадила её Вероника. – Что-то ты совсем распоясалась.
Мама и Ксю с вытянувшимися лицами посмотрели на Нику, которая обычно снисходительно относилась к неустойчивому настроению и грубым высказываниям младшенькой. Но теперь хватит! Сколько можно хамить, изменять, насмехаться?! Всё достало, и все достали!
– У меня пропал аппетит, по пути что-нибудь перехвачу, – и покинула кухню, пока не сказала или не сделала лишнего.
Зайдя в свою комнату, она села на кровать и уронила голову в ладони. Почему навалилось всё и сразу?! Приезд Славы, повышение Паши, скоропалительная свадьба… И сердце, которое трескалось и рассыпалось на кусочки.
Вероника не хотела становиться чёрствой и нечувствительной старой девой, боялась, что если закроется, то это надолго, и выцепить её оттуда будет очень сложно. Она не желала всю себя посвящать работе, забывая об остальном. Другими словами, жаждала нормальной и гармоничной жизни, когда есть и работа, и семья, и на личном фронте порядок. Ну ведь ничего сверх меры, правда?
Однако в данный момент именно работа может стать тем, что поможет пережить сложный период и сохранить себя для будущего. Выйти из тени, показать, на что способна, реализовать собственный потенциал, вот этим и нужно заняться. А там и личная жизнь приложится, всему своё время.
Решительно поднявшись с кровати, Ника принялась одеваться и приводить себя в порядок. Интересно, что скажет шеф по поводу их командировки? Как оценит то, что она фактически кинула Пашку, устроив сольное выступление вместо дуэта? Нет, Паша себя, конечно, показал, да ещё как, но ведь и она теперь находится на одном уровне с ним, а не болтается где-то внизу, будучи безмолвной подпоркой и его ступенью в светлое будущее.
Отныне Вероника собиралась добираться на работу на общественном транспорте, а это значит, что выходить нужно пораньше. Хотя если учесть, что она впредь не собирается будить Дронова по утрам и готовить ему завтрак, то по времени получится почти то же самое, даже удобнее.
Когда она в восемь утра вышла из подъезда, Пашина машина была уже на посту. Передняя дверца распахнулась, и благоверный с кое-как замазанными остатками фингала явил себя миру.
– Ника, что бы между нами ни происходило, об этом не обязательно знать всем вокруг, – сказал он вместо приветствия.
– Я уже сказала родителям. И очень тебя прошу сказать вечером своим, – она приостановилась у автомобиля. – Если, конечно, мои раньше не скажут.
– Не передумала?
– Нет.
Они помолчали.
– Садись, – обойдя машину, он распахнул дверцу и сделал приглашающий жест. – Мы ведь не хотим ненужных разговоров на работе? Давай хотя бы создадим видимость, что всё по-прежнему. Ни к чему дразнить гусей, они и так только и ждут повода сунуть нос в нашу жизнь.
Тут он прав. Гордость гордостью, но она не должна перетекать в гордыню и толкать на глупости. Возможно, лучше ничего не менять и просто дождаться, пока Паша уедет на повышение.
– Ладно, уговорил, переговорщик, – последнее слово произнесла с иронией и села в машину. – Иди сюда, – позвала недомужа, когда он устроился на соседнем сидении, и достала тональник. – Но учись делать это сам. Возможно, в будущем понадобится, а меня рядом не будет.
– Ник, я не знаю, как буду без тебя… – начал Дронов.
– Что, неужели не найдётся доброволицы, чтобы организовать тебе регулярный уход? – с усмешкой спросила она.
Нет, ей, конечно, было приятно, что Пашка так за неё цеплялся, видимо, хоть немного всё же ценил, но теперь этого было мало. У Ники с глаз будто пелена спала, позволяя объективно смотреть на ситуацию.
– Мне тебя никто и никогда заменить не сможет, – проронил он.
– Мне тебя тоже. Так что сочувствую нам обоим. И не вертись, – она придержала Пашкину голову, заканчивая колдовать над его глазом. – Не пойму, почему тебе не помогла очередная подружка?!
– Сказал же, нет у меня никого! – ответил ненаглядный раздражённо. – Если не веришь, можешь теперь ночевать в моей квартире.
– Спасибо, но я воздержусь, – Вероника спрятала тональник в сумочку. – Ну что, поехали? За глаз можешь отблагодарить завтраком, а то у меня с утра ни крошки во рту.
– Что, таки поругалась со своими? – с пониманием глянул на неё Паша и завёл мотор.
– Не совсем, но настроение испортить успели. Да и Ксюшу пора брать в узду, а то совсем охамела.
– Знаешь, Ник, такая сердитая и серьёзная ты мне ещё больше нравишься, – мелькнул улыбкой парень. – Накажи меня нежно и прости за всё былое.
Вот несносный. Удивительно, но настроение стало понемногу ползти вверх. Беседовать с Пашкой свободно, на равных, не боясь потерять его расположение и без излишней деликатности, ей определённо понравилось.
– Боюсь, нежно не получится, я теперь злая и колючая, – она попыталась напустить на себя строгий вид.
